Жан-Кристиан Птифис - Иисус. Жизнеописание Христа. От исторической реальности к священной тайне

Иисус вошел в некий сад, обнесенный каменной стеной: Иоанн в своем Евангелии уточняет, что он с учениками сначала зашел туда, потом вышел {591} . Этот владение называлось Гефсиманией; «Гат шманим» по-арамейски, то есть «масличный пресс». Сразу же представляется маленькое, укрытое в пещере хозяйство, где производят оливковое масло. Здесь оливковые деревья искривлены сильнее, чем на склонах: сильнее изогнуты крепкие приземистые стволы и на коре больше извилистых трещин. Иисус и его ученики знали это место. Возможно, именно здесь они иногда собирались, когда не желали ночевать в Вифании. Кому принадлежал этот закрытый сад и производство масла? Очевидно, Иоанну, тайному ученику Иисуса и будущему евангелисту. Ведь позднее на этой земле похоронят Марию, которой Иоанн даст приют в Иерусалиме {592} .

Иисус знал, что скоро встретится лицом к лицу со страданием и смертью, что для него начинается великое испытание — эсхатологическая битва со Злом. И тут он проявляет человеческую слабость. Он горячо молится, просит своего Отца изменить свой замысел и не обрекать его на страдание, пронести мимо него горькую чашу смерти. А ведь эту самую чашу он когда-то, бросая вызов, предложил выпить вместе с ним Иоанну и Иакову, сыновьям Зеведея. Можно сказать, что отчаяние одолело его. Христианские теологи, для которых Иисус одновременно истинный человек и истинный Бог, утверждают, что в этот момент в нем говорит человеческая воля. Напротив, для Цельса этот эпизод — источник насмешливых доводов в пользу неправдоподобия христианской религии. Как это якобы Божественное существо может «взывать о помощи и рыдать; зачем Он молится о том, чтобы миновал Его страх погибельный, зачем Ему было говорить следующие слова: „Отче, если возможно, да минует чаша сия“?» {593} Если Иисус знал, что эта драма должна произойти, почему он не сделал ничего, чтобы ее избежать? {594}

С точки зрения истории объяснить произошедшее трудно. Однако в истинности этого эпизода нет никаких сомнений. Сложно представить себе, чтобы первые христиане придумали эту минуту слабости, когда Иисус молит Отца, чтобы тот избавил его от неизбежного конечного испытания. Попробуем разобраться в этой ситуации.

Рассказ об этом событии в синоптических Евангелиях — это конструкция, искусственно составленная из различных традиций и вырванных из контекста фраз. Матфей и Марк говорят об этом так. Взяв с собой лишь немногих избранных учеников, то есть Петра и Иакова и Иоанна, сыновей Зеведея, Иисус уходит в этот уединенный сад. Печаль и тревога охватывают его. Иисус говорит ученикам: «Душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте со Мною» {595} . Затем, как говорит Лука, Иисус отошел от них «на вержение камня» (то есть на расстояние броска камня. — Ред.) [53] . Отойдя, он «пал на лице Свое», молился и говорил: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты». Вернувшись к трем ученикам, Иисус обнаружил их спящими. Он упрекает Петра за то, что у того не хватило сил пробыть без сна вместе с ним один час: «Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна» {596} . После этого Иисус вновь удалился. «Отче Мой! если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя» {597} . Подойдя снова к трем ученикам, Иисус обнаружил их крепко спящими. И в третий раз он отошел от них в сторону и произнес те же слова. После этого он вернулся к Петру, Иакову и Иоанну и сказал им: «Вы все еще спите и почиваете? вот, приблизился час, и Сын Человеческий предается в руки грешников; Встаньте, пойдем!» {598}

В пересказе Матфея и Марка сцена Агонии противопоставлена рассказу о Преображении. Одни и те же апостолы участвуют в этих событиях, и оба раза их одолевает сон. Один рассказ должен прославить Иисуса, другой — показать его смирение и слабость {599} . Лука описывает сцену в Гефсимании немного короче. Из его рассказа создается ощущение, что с Иисусом находились все апостолы, а не трое.

Как мы знаем, Иисус неоднократно предвещал свою скорую смерть. Есть все основания думать, что он заранее предугадывал, как именно умрет. Если это так, то можно понять, какая мучительная тоска охватывала все его существо при мысли о распятии. По мнению теологов, Иисуса еще больше волновала мысль о грядущем великом испытании, о страшной битве, от которой зависит судьба мира. Ах! пусть минет меня сия чаша! Ах! избавь меня от такой смерти! Разве всемогущий Отец не в силах явить свое Царство без этого ужасного испытания? Но сразу после своей безутешной молитвы Иисус вверил себя воле Отца.