Лин Паль - История Империи монголов - До и после Чингисхана

«В тот год, когда я взял Кабул и Газни, разграбил Кохат, Банну, Дешт и страну афганцев, убил много народа и, пройдя через Дуки по берегу Аб-и Истада, пришел в город Газни, мне сказали, что в одном из селений Газни есть мазар, в котором могильный камень качается, едва лишь произнесут благословение пророку. Мы пошли туда и посмотрели: колебание камня было заметно. Позднее стало известно, что это хитрость муджавиров. Они приладили над могилой кольцо; всякий раз, как до кольца дотрагивались, оно качалось, и чудилось, что качается камень. Так людям, которые раньше никогда не садились в лодку, когда они сядут, кажется, что качается берег. Я приказал муджавирам встать далеко от кольца. Сколько ни повторяли благословений, движения камня замечено не было. Я велел сорвать кольцо и сделать над могилой купол; муджавирам было с угрозой запрещено так поступать».

Поскольку нарушение приказа каралось смертью, муджавиры вынуждены были прекратить являть «чудеса». А разум Бабура был удовлетворен. Не нужно лишь думать, что Бабур был милостив к побежденным. То и дело он упоминает, как убивал и резал поднявших против него оружие. Когда ему пришлось на Бангаш, войско столкнулось с афганскими отрядами.

«Между Кохатом и Хангу тянется долина; дорога идет по этой долине, с двух сторон которой высятся горы. Когда мы выступили и вошли в эту долину, то афганцы из Кохата и окрестных мест все собрались на горах по обеим сторонам долины, подняли боевые крики и начали шуметь. Малик Бу Са’ид Камари, который хорошо знал весь Афганистан и был проводником в этом походе, доложил: „Впереди, направо от дороги, стоит гряда гор. Если афганцы перейдут с этих гор на те горы, то мы сможем окружить их и захватить“. Бог помог, и афганцы, дойдя до этой гряды, поднялись туда.

Я послал своих йигитов, приказав им тотчас же захватить перешеек между двумя горами; остальные воины получили приказ окружить афганцев со всех сторон. Когда мои воины подступили с той и с другой стороны, афганцы не смогли даже сражаться. Мы в одно мгновенье порубили их и захватили сто или пятьдесят афганцев; некоторых из них привели живьем, но от большинства принесли [одни] головы…

Афганцы, когда не могут сражаться, приходят к своим врагам, держа в зубах траву, они как будто говорят: „Я — твой бык“. Этот обычай мы узнали там: бессильные сопротивляться афганцы пришли с травой в зубах. Тем, кого привели живыми, я тоже приказал отрубить головы; на стоянке из их черепов построили минарет…

Наутро мы выступили и остановились в Хангу. Тамошние афганцы устроили на одной горной гряде сангар. Я впервые услышал слово сангар, придя в Кабул; люди там называют укрепленную гору сангар. Мои воины разбили этот сангар и принесли мне отрезанные головы ста или двухсот мятежных афганцев. Там тоже воздвигли минарет из голов…

Став лагерем в Банну, мы тотчас же получили известие, что степные племена устроили сангары на северных горах. Поставив во главе его Джехангир мирзу, мы послали туда войско. Джехангир мирза пошел на сангар Киви, в одно мгновение захватил его, произвел всеобщее избиение, отрезал множество голов и привез их; воинам достаюсь много белой ткани; в Банну тоже воздвигли минарет из черепов».

Не менее жесток он был и к своим нукерам.

«Мы были настолько осторожны, что на правом краю, на левом краю, в середине и спереди всякий, кому было назначено определенное место, стоял на этом месте. Стражники, каждый со своей стороны, вооружившись, стояли на ногах вокруг лагеря, отойдя подальше, на расстояние полета стрелы от палаток. Так они простояли всю ночь. Каждую ночь всех наших воинов выводили и строили таким образом, трое-четверо из приближенных беков каждый вечер по очереди обходили лагерь с факелами, я тоже один раз сделал обход. Тем, кто не выходил [на стражу], мы прокалывали нос и водили их напоказ вокруг лагеря».

К жестокости во времена Бабура так привыкли, что отнюдь не считали происходящее жестокостью. Сам Бабур, вроде бы натура утонченная, почитатель Алишера Навои, не видел ничего отрицательного ни в минаретах из отрезанных голов противника или местных жителей, ни в нанесении травм своим собственным воинам. Так поступали все, кстати, изъяснявшийся на письме изысканным слогом Бабур — тоже.

Тем временем в оставленных им землях Шейбани-хан столкнулся с другим претендентом на власть — иранским ханом Исмаилом. Последний вел войско в бой под знаменем священного джихада, его воины были сплошь шииты, они шли резать суннитов, которых представлял Шейбани-хан. Столкнулись два направления ислама. Но не только в этом дело: используя веру шиитов, Исмаил вел одновременно и освободительную борьбу против монгольского завоевания. Он даже заключил сделку со своим противником — турецким султаном, лишь бы иметь возможность вести войну не на два фронта. Удача ему была предрешена. Беда в другом: по всему Мавераннахру верующие разделились на верных и неверных. Начались мятежи.