Разве можно такой отличный город отдавать соперникам?
Да никак нельзя!
В 1318 году на Хорезм (опять вне зоны действия дома Джучи) пошел хан Узбек, навстречу ему выдвинулись эмир Чапар и Абу-Саид. Победили последние. Затем снова Хорезм перешел к джучидам, тогда (при Хызр-хане) взбунтовались Чапар и его младшие братья. Земли Кайду были разделены, большая их часть досталась потомкам Джагатая. Но мира не было и между джагатаидами!
Сложности были в Мавераннахре: там население было пестрым. Северный Моголистан практически полностью был заселен тюркоязычными племенами, перекочевавшими из Центральной Азии. Южная часть, имевшая названия Трансоксиана, была заселена коренными среднеазиатскими народами. Север был тенгрианским, юг — мусульманским.
На севере тюрки жили веками сложившимся кочевым укладом, городов не имели, жить в доме считали унизительным. На юге существовало множество городов, развивалось земледелие, жители строили каналы для орошения земель, то есть там была цивилизация. Немудрено, что понимание между землями было нулевое. Северян считали разбойниками на юге, южан как никчемных и ни на что не способных метисов презирали на севере.
Периодически северяне совершали набеги на богатый юг, южане не могли им противостоять. Реальная власть в этих землях принадлежала местной аристократии, юридическая власть принадлежала потомкам Великого Хана. Причем эмиры держали ханов при себе для обеспечения легитимности своей власти, хотя, по видимости, презирали их и использовали, как им было угодно. Они в случае необходимости смещали неугодного хана, брали на его место другого, снова смещали, если оказался слишком заинтересованным в той политике, которую эмиры ведут.
В середине XIV века власть над этой областью получил эмир Казаган, он сначала посадил при себе хана из дома Угедея, потому как рассорился с ханами из дома Джагатая, а когда помирился с джагатидами, то просто сместил неугодного хана и посадил джагатаида. Сами ханы настолько уж были не способны удержать власть, что смирялись с такой участью. Эмиры тоже не знали, чего ожидать от будущего, стоило им проявить слабость, как их ожидал стандартный конец — насильственная смерть. Сам эмир Казаган, человек властный и отважный, когда стал стареть, решил отдать свое место сыну, а тот вместо благодарности приказал убить своего отца и… женился на его вдове. Хотя эмиры гибли и прежде от рук искателей власти, этот случай посчитали омерзительным и отцеубийцу свергли всем эмирским миром, загнав в отроги Гиндукуша, где он и погиб.
К власти пришел эмир Пуладчи, который сразу же озаботился поисками хорошего потомка из дома Джагатая. Таковым был признан восемнадцатилетний хан туманного происхождения, вошедший в историю Средней Азии как Тоглук-Тимур. Какого бы спорного джагатаидского происхождения ни оказался этот юноша, он был на удивление хорошим правителем. Он навел порядок в Моголистане и решил наконец-то присоединить к этому дикому государству благодатный юг — то есть Трансоксиану. Ему это тоже удалось.
Для того чтобы Трансоксиана не чувствовала, что ею управляют неверные, Тоглук-Тимур принял ислам. Но все равно в созданном им государстве две разные части страны жили каждая сама по себе. На севере как презирали южан, так это и продолжалось, на юге как боялись дикарей, так и продолжали бояться. Слепить единый мир из двух таких различных никак не выходило. Север оставался диким севером, а юг — культурным югом. Вряд ли, может, удалось бы примирить эти две части единого целого и нарастить к ним новые земли, добытые потом и кровью воинов, если на историческом горизонте XIV столетия не появился другой великий завоеватель, равный по силе и славе самому Великому Хану, но не великий хан, и вовсе не хан, и даже не чингисид.
Имя его заставляло одних захлебываться от восторга, других шипеть от ярости или дрожать от страха. Его звали Тимур, сын Тарагая. И происходил он из монголов, которые разбавили (и значительно) свою кровь тюркской.
Много позже Тимуру приписали то же предначертание великого пути в момент рождения, что и самому Великому Хану. Якобы родился Тимур из рода Барлас (хорошего монгольского рода, однако не царского) со сгустком крови, зажатым в руке, а по другим сведениям — с руками, полными крови, что обещало судьбу воина и завоевание мира. Эта биография Тимура лепилась уже после его смерти и по образу и подобию «Сокровенного сказания», так что не стоит искать в ней абсолютной правды. Даже выбор имени Тимура стал позже считаться знаменательным, взятым из стиха в Коране.
Читать дальше