Владимир Айзенштадт - Очерки Фонтанки. Из истории петербургской культуры

В начале 1820 года Пушкин стал готовить первую свою поэму к изданию. Но той же весной над его головой разразилась гроза. В середине апреля был он вызван к генерал-губернатору Милорадовичу, а 6 мая покинул Петербург. Только вмешательство друзей спасло его от ссылки в Сибирь или на Соловки.

Издание «Руслана и Людмилы» взялся осуществить Гнедич. И вот тут, через четырнадцать лет после использования шлема князя Темкина-Ростовского Кипренским – для картины «Дмитрий Донской» и Олениным – для «Письма о камне Тмутараканском», шлем этот послужил моделью для художника и гравера И. А. Иванова, исполнившего, по эскизу Оленина, фронтиспис для первого издания поэмы «Руслан и Людмила».

В сохранившихся письмах Пушкина Гнедичу есть благодарные слова друзьям: «…В газетах читал я, что “Руслан”… продается с превосходною картинкою – кого мне за нее благодарить?». «Благодарю за воспоминание, – пишет он позже, – за дружбу, за хвалу, за упреки, за формат этого письма – все показывает участие, которое предпринимает живая душа ваша во всем, что касается до меня. Платье, сшитое, по заказу вашему, на “Руслана и Людмилу”, прекрасно; и вот уже четыре дня, как печатные стихи, виньетка и переплет детски утешают меня. Чувствительно благодарю почтенного [Оленина – в тексте стоит его монограмма] – эти черты сладкое для меня доказательство его любезной благосклонности. Не скоро увижу я вас; здешние обстоятельства пахнут долгой, долгою разлукой!» [130].

«Возможно, рисуя здесь шлем Темкина-Ростовского, – пишет В. М. Файбисович, – Алексей Николаевич хотел напомнить опальному юноше об их археологических беседах; не потому ли так “детски утешало” поэта “доказательство его любезной благосклонности”»?

Но пора вернуться из окружения Пушкина к нему самому, к дому № 185 по Фонтанке, где он жил с июня 1817 по май 1820-го. Эти неполные три года обогатили поэта теми наблюдениями, которые еще много лет питали его творческое воображение.

В восьмой главе «Онегина», начатой им 24 декабря 1829 года, некоторые пушкинисты находят образ, пришедший из его юности:

Это первая встреча Онегина с уже замужней Татьяной,

Многие женщины претендовали на роль прообраза пушкинской героини. Но некоторые пушкинисты, например Борис Матвеевский, считают, что Пушкин видел в замужестве Татьяны Лариной («Меня с слезами заклинаний / Молила мать…») историю гр. Екатерины Александровны Стройновской. Это же имя, но уже как прообраз Графини в повести «Домик в Коломне», называет Плетнев в своей переписке с Гротом. А ведь «Домик в Коломне» Пушкин пишет в те же дни, что и восьмую главу «Онегина»!

Екатерина Александровна Стройновская – красавица-дочь разорившегося генерал-лейтенанта Буткевича, соседа Пушкиных по Фонтанке. В 1819 году она вышла замуж за 70-летнего сенатора гр. Стройновского и жила потом в приобретенном для нее доме по другую от Пушкиных сторону (ныне – дом 167). Муж поселил ее в особняке, украшенном прекрасно подобранной коллекцией картин и привезенными из Италии скульптурами Кановы. На первом (и, видимо, единственном) в ее жизни светском балу она танцевала контрданс с Александром I, а сердцеед и красавец А. И. Чернышев, в будущем военный министр, граф и светлейший князь, не отходил от нее в течение всего вечера. После этого-то бала муж и запер ее в роскошном особняке, откуда выходила она только в свою приходскую церковь – церковь Покрова. Эта грустная история вся прошла на глазах Пушкина. Они жили в одном приходе, она была на год моложе него.