Иэн Моррис - Почему властвует Запад... по крайней мере, пока еще

Экстраординарное число изобретений было сделано более чем один раз, и поэтому статистик Стивен Стиглер даже предложил закон, в соответствии с которым «никакое научное открытие не было названо в честь первооткрывателя» (этот «закон Стиглера», как он заметил, был на самом деле открыт социологом Робертом Мертоном на двадцать пять лет раньше). Болтон и Уатт оказались «впереди стаи», но сама «стая» уже существовала, и если бы Болтон и Уатт не пустили в продажу относительно эффективный по затратам топлива паровой двигатель в 1770-х годах, то чуть позднее это наверняка сделал бы один из их многочисленных соперников. Фактически «стая» смогла бы сделать это даже быстрее, если бы Уатт не исхитрился получить экстраординарный патент, который исключал всех конкурентов из данной сферы.

Великие мужчины и женщины и «идиоты, заваливающие дело» являются порождениями своего времени. Не следует ли нам сделать вывод, что картину истории определяют не конкретные индивидуумы, а некоего рода «дух эпохи» — определяет тем, что порой создает атмосферу, способствующую величию, а в других случаях порождает культуру «заваливания дел»? Некоторые историки так и считают и, например, высказывают предположение, что настоящей причиной владычества Запада является то, что китайская культура в XIV веке обратилась вовнутрь себя и отвернулась от мира, в то время как европейская культура обратилась вовне и побуждала исследователей стремиться за океаны, покуда они не оказались в обеих Америках.

Я уделил этой идее некоторое время в главе 8 и высказал там предположение, что такая трактовка фактов не очень сильно согласуется со здравым смыслом. Культура — это, скорее, не некий глас у нас в головах, говорящий нам, что следует делать, а как бы городской зал собраний, где мы спорим по поводу имеющихся у нас вариантов. Каждая эпоха получает те мысли, в которых она нуждается, диктуемые проблемами того рода, которые ставят перед ней география и социальное развитие.

Это объясняет то, почему история восточной и западной мысли была в общем похожа на протяжении последних пяти тысяч лет. В обоих центрах рост первых государств — около 3500-х годов до н. э. на Западе и после 2000-х годов до н. э. на Востоке, — породил обсуждения по поводу природы и пределов Божественной царской власти. По мере того как государства в обоих центрах становились более бюрократическими, — после 750-х годов до н. э. на Западе и после 500-х годов до н. э. на Востоке, — результатом этих дискуссий стало «Осевое мышление» первой волны, сделавшее предметом дебатов природу личной трансцендентности и ее отношение к светской власти. Примерно к 200-м годам н. э., по мере того как великие Ханьская и Римская империи шли к развалу, эти вопросы, в свою очередь, уступили дорогу второй волне «Осевого мышления», сделавшей предметом споров то, как организованные церкви могут спасать верующих в хаотическом и опасном мире. А когда социальное развитие вновь оживилось — к 1000 году н. э. в Китае и к 1400 году н. э. в Италии, — более интересными стали, однако, ренессансные вопросы — как «перескочить» через недавнее, вызывающее разочарование прошлое и заново обрести утраченную мудрость первого «Осевого времени».

Я подозреваю, что мысль Востока и Запада развивалась столь сходным образом на протяжении столь продолжительного времени потому, что существовал лишь один путь, при следовании которым уровень социального развития мог оставаться возрастающим. Дабы преодолеть «потолок» в двадцать четыре пункта, и людям Востока, и людям Запада пришлось централизовать свои государства, что неизбежно привело интеллектуалов к первой волне «Осевого мышления». Упадок этих государств побудил людей ко второй волне «Осевого мышления», а их возрождение почти неизбежно привело к ренессансам. Каждая великая перемена заставляла людей рождать те мысли, в которых нуждалась данная эпоха.

Что же привело около 1600 года к «великой дивергенции», когда западные европейцы переходили к научному мышлению, в то время как люди Востока (а также те люди Запада, которые жили за пределами центра, располагавшегося у берегов Атлантики) этого не делали? Отражал ли этот эпохальный сдвиг в мышлении глубокие культурные различия между людьми Востока и Запада, или же попросту конкретная эпоха получает те мысли, в которых она нуждается?

Некоторые (западные) социологи так и считают. Например, психологи подключали людей к магнитно-резонансным томографам и просили их решать проблемы. При этом, как указывали эти ученые, у западных испытуемых лобные и теменные области мозга, если данный вопрос требует вспоминания информации, относящейся к широкому контексту, светились более ярко (это указывает на то, что они работают более напряженно, дабы сохранять внимание), нежели тогда, когда для ответа на него требуется вспоминать факты, изолированные от контекста, и рассматривать эти факты независимо. Для людей Востока верно обратное.