Выехав из Опочинок уже ночью, не могли мы видеть, что партия, бывшая в Опочинках, по тракту к Саранску, многие грабила селения, но с светом вдруг открылась перед глазами нашими картина ужаса, разорения и опустошения селений; ибо (пугачевская армия все, что на пути своем ни встречала, видела и обнять могла, убивала грабила и расхищала подобно саранче; селения по тракту нашему были пусты) и в оных не находили мы ничего более, кроме престарелых людей мужеска и женска пола, а прочие все, кто только мог сесть на коня и идти добрыми шагами пешком с косами, пиками и всякого рода дубинами, присоединялись к пугачевской армии, к которой партия со 100 человеками казаков отряжена была в Опочинки – также с оною соединилась на Саранском тракте. (Тучные и изобильные поля сего края с готовым колосом оставались без трудолюбивого жателя в самое время жатвы; всякого рода скот без пастыря скитался по изобильным пашням днем и ночью, топтал оные, рыл хлеб и довершал тем гибель и бедственность поселянина; невероятное множество скитающихся лошадей, измученных в кровавых ранах и брошенных как от войска пугачевского, так и преследующего за ним корпуса, усыпал дорогу и пашни.)
Но сколь ни велико было разорение и опустошение селений, представившиеся от Опочинок до Саранска, но что уж представилось взору нашему от сего города по тракту к Пензе, Петровску и до самого Саратова, то о том ни сердце мое, ни перо не в силах объяснить! Ни в одном селении по тракту нашему до (самой Царицинской крепости) саратовских колонистов, поселенных на нагорной стороне Волги, не могли мы иначе находить подвод и лошадей в опустошенных селениях, как принуждены были посылать гусар загонять табуны лошадей в селение, где уж ловили сих лошадей и запрягали в подводы, на которые сажали управлять оными таких стариков, кои имели еще силы владеть кое-как лошадьми с помощью гусар и гвардейских солдат…
П. Рунич
Пугачевщина и настроение войск и народа
В сие время, как он (Державин) стоял в доме помянутой госпожи его приятельницы [105], а к которой почасту приезжали из деревни с Ладожского канала ее люди, по которому каналу расположен был на зимних квартирах Володимерский гранодерский полк, то один из ее людей, проезжая рано поутру чрез селение, называемое Кибол, ночевал на постоялом дворе и слышал, когда укладывались гранодеры на ямские подводы для походу в Казань, что гранодеры ропчут, что вызвали их из армии для торжества при свадьбе великого князя Павла Петровича с великою княжною Натальею Алексеевной, как выше сказано, бывшей в сентябре месяце, и не дали им при таком торжестве ниже по чарке вина, а заставили бить сваи на реке Неве, как строилась дворцовая набережная; то они от такой худой жизни и положат ружья пред тем Царем, который, как слышно, появился в низовых краях, кто бы таков он ни был. Таковая болтовня низких людей хотя великого уважения не заслуживала, однако при обстоятельствах внутренней крамолы не должна была быть пропущена без замечания. Державин сие пересказал генералу Бибикову. Он сперва счел за вздор; но потом, одумавшись, велел к себе часу по полуночи во втором, когда все в городе угомонятся, представить человека, который слышал те разговоры. Сие исполнено. Он спрошен был, знает ли он имена тех гранодер, которые вышесказанные речи говорили; а как служитель отозвался, что он их не знает, а проездом слышал разговор, но в лицо их узнать не может; то Бибиков и не знал что делать; ибо уже полк с квартир выступил несколько дней, и как отправлен на почтовых, то и возвращать его было неудобно; а по незнанию имен заговорщиков, одних их потребовать было невозможно. В рассуждении чего был в недоумении; однако приказал Державину ввечеру к себе приезжать. По приезде сказал, что он с полковником того полку князем Одоевским говорил, но он уверял, что гранодеры с крайним усердием, как ему от ротных командиров донесено было, в поход выступили. Державин возразил: весьма бы было от стороны полковника и офицеров оплошно, ежели б они, слыша намерение к измене, не взяли надлежащих мер и ему не донесли, разве и сами были умышленники, но этого предполагать неможно. Генерал замолчал; сказал, что хорошо: утро вечера мудренее. Опосле известно стало, что он тогда же писал секретно по дороге к губернаторам новгородскому, тверскому, московскому, володимерскому и нижегородскому, чтоб они во время проходу полков в Казань мимо их губерний, а особливо гранодерского Владимирского, по дорожным кабакам приставили надежных людей, которые бы подслушивали, что служивые между собою говорят во время их попоек. Сие распоряжение имело свой успех: ибо по приезде в Казань получил он донесение от нижегородского губернатора Ступишина, что действительно между рядовыми солдатами существует заговор положить во время сражения пред бунтовщиками ружья: из которых главные схвачены, суждены и тогда же жестоко наказаны. Сие подало повод генералу взять предосторожность, о которой ниже увидим. Но возвратимся в Петербург.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу