Коллектив авторов Биографии и мемуары - Русский быт в воспоминаниях современников. XVIII век

Со всем тем, происшествие сие навело на нас много беспокойства. Видел я, что мне обоих сих молодцов держать при себе было впредь уже не можно, а и сделать с ними что – я не ведал. Видел я, что оба они навсегда останутся мне злодеями, но чем тому пособить не предусматривал. В рекруты их отдать не только было жаль, но для них было бы сие и наказание очень малое, а надобно было их пронять и переломить их крутой, злодейский нрав; а хотелось и сберечь их, буде можно. Итак подумавши – погадавши, расположился я принимать их не битием и не сечением, которое могло бы увеличить только их против меня злобу, а говоря по пословице, не мытьем, так катаньем и держать их до тех пор в цепях, на хлебе и воде, покуда они поутихнув вспокоятся и сами просить будут помилования; а сие кроткое средство и произвело то в скором времени. Они не просидели еще недели, как цепи, по непревычке, так не вкусны им показались, что они вспокаявшись заслали ко мне обоих моих секретарей, видевших их в канцелярии ежедневно, с уничиженнейшею просьбою о помиловании их и с предъявлением клятвенного обещания своего впредь таких глупостей не делать, а вести себя добропорядочно. А я того только и дожидался, и потому охотно отпустил им их вину и освободил из неволи.

Они и сдержали действительно свое обещание, и впоследствии времени обоими ими были мы довольны, хотя судьба не дозволила нам долго ими и усердием их к нам пользоваться; ибо года два после того старший из них, занемогший горячкою, умер, и мне не только тогда было его очень жаль, но и поныне об нем сожалею; а и второй, прослужив несколько лет при моем сыне и будучи уже женат, также от горячки кончил свою жизнь. Что ж касается до негодяя отца их, то оный многие еще годы после того продолжал мучить и беспокоить нас своим пьянством и беспорядками, покуда наконец после долговременного моего отсутствия, заворовавшись однажды и боясь, чтоб ему не было за то какого истязания, не допуская себя до того, лишил чрез удавление сам себя поносной и развратной своей жизни…

Милостивый государь мой,

На нынешней почте по реестру писем от вас, государь, не было, о чем я и умалчиваю, а донесу только вам, что у нас в прошедшую субботу делалось, то есть 17-го числа. Сделан был на Красной площади ашефот, возвышенный многими ступенями, посреди коего поставлен был столб, а в столб вбиты три цепи; и того дня сделана публикация, а по знатным домам повестка, что 18-го сего Октября будет представлено позорище, кое 18-го числа, часу в 12-м, в начале, и началось следующим порядком. Прежде шла гусар команда, потом везена была на роспусках Дарья Николаева дочь Салтыкова, во вдовстве, людей мучительница, по сторонам которой сидели с обнаженными шпагами гронадеры. И как привезена была к ашефоту, то сняв с роспусков, взвели и привязали цепьми ее к столбу, где стояла она около часу; потом, посадя паки на роспуски, отвезли в Ивановский девичий монастырь, в сделанную для ней, глубиною в земли аршина слишком в три, покаянную, коя вся в земле, и ни откуда света нет. Оная в железах, и никого к ней, кроме одной монахини и караульного, допускать не велено; да и им тогда только ходить к ней, когда есть принесть должно будет, и то при свече, а как отъест, то опять огонь погасить и во тьме оставить; а когда будет церковное пение, то допускать ее к церковному окну, к коему по обыкновенным у ходов ступеням всходить должна; и быть ей велено до смерти. А во время ее у столба привязи надет был на шее лист с напечатанными большими литерами: Мучительница и душегубица. А как ее повезли, то после ее биты кнутом и клеймены люди ее и поп – за то, для чего он мученных ею хоронил, а людей – дворецкого, который в особливой милости был, и кучера, что убитых валил, и других, – чем и кончилось сие позорище. Что ж принадлежит до народа, то не можно поверить, сколько было оного: почти ни одного места не осталось на всех лавочках, на площади, крышах, где бы людей не было, а карет и других возков – несказанное множество, так что многих передавили, и карет переломали довольно. Пищу же ей велено давать обыкновенную монашескую, и лишена имени, дворянства и отцовской и мужеской фамилий. Вот вам, государь, наши вести. Еще донесу вам: у нас уже зима со 18-го числа началась, а 19-го и ездить на санках стали. И я вчерась через Москву реку переезжал. И напоследок остаюсь с должным моим к вам, государь, почитанием. 21 Октября (1768), Село Покровское [94].