Коллектив авторов Биографии и мемуары - Русский быт в воспоминаниях современников. XVIII век

Я решил удалиться с сего места, что и исполнил, отдав ей последний долг пристойным погребением.

В 1745 году представил я о переименовании сей экспедиции в губернию и о приписании ко оной от Казанской, Уфимской и от Сибирской Исецкой провинций, что также апробовано. Во многих местах лежавшие от начала праздно в недрах земных минералы старанием моим сделались открыты; a по сему и желающие явились заводить разные заводы, коих польза, как общая, так и частная заводчиков, всем уже известна, почему я и описывать то оставлю.

(1750 г.). Жизнь, которую я по приезде моем в деревню принужден был вести, была совсем отменна от той, какую я вел до того времени. До того жил я все с мужчинами и посреди всегдашнего многолюдства, а тут должен был жить с одними женщинами и наиболее старушками, и дни свои препровождал в совершенном почти уединении… Но, правду сказать, и околоток наш был тогда так пуст, что никого из хороших и богатых соседей в близости к нам и не было. Тогдашние времена были не таковы, как нынешние. Такого великого множества дворянских домов, повсюду с живущими в них хозяевами, как ныне, тогда нигде не было. Все дворянство находилось тогда в военной службе, и в деревнях живали одни только престарелые старики, не могущие более нести службу, или за болезнями и дряхлостью, по какому-нибудь особливому случаю оставленные, и всех таких было не много.

В других домах живали также одни только старушки с женами служащих в войске дворян, и вели также уединенную жизнь. Итак, и знакомиться было не с кем…

Мать моя приездом моим чрезвычайно была обрадована, и как она меня уже давно не видала, и я между тем несколько поболее вырос, а притом, понаучившись кой-чему, сделался пред прежним и поумнее, то не могла она на меня довольно насмотреться и мною налюбоваться. Желала б она охотно узнать, чему и чему я выучился в Петербурге; но как она ни об иностранных языках, ни о науках никакого сведения не имела, то не могла в том себя удовольствовать. Недостаток сей я старался заменить показанием искусства своего в рисовании. На другой же день приезда своего, разобравшись с своими красками, нарисовал я ей на целом листе Бову-королевича или древнего рыцаря на коне, в полном его вооружении и воинских доспехах. Рисунок сей был хотя весьма и весьма посредствен, или, лучше сказать, ни к чему не годился, потому что для вящего оказания своего искусства делал его от руки; но для старушки моей был он в превеличайшую диковинку. Всем-то был он показываем, всем-то расхваливан, всякое мое слово замечаемо, подтверждаемо, и я от всех осыпан был похвалами и ласками.

Но не одним сим угодил я моей родительнице; но чтоб доказать, что я не люблю праздности и не хочу забыть того, что я учил, разобрал я и все мои французские и немецкие учебные книги, и по нескольку часов в день стал препровождать в читании и выписывании кой-чего из оных для твержения того, что я выучил. Сие было для матери моей всего приятнее, она то и дело сама твердила мне, чтоб я старался выученного не позабыть и была прилежностью моею весьма довольна. Но бедное было сие учение самого себя, а особливо в таких летах, в каких был я, притом при неимении никаких исторических иностранных книг, которые-б я читать мог и каковое-б читание могло мне всего более пользовать.

Сим образом, разделяя время свое между читанием, писанием и рисованием, а временем и гулянием, начал я жить при родительнице моей. Все сии учебные и увеселительные работы производил я при глазах моей матери, на большом и предлинном дубовом столе, стоящем у нас в переднем углу той комнаты, где мать моя жила и почивала. Что касается до моей спальни, то была она в маленьком чуланчике, отгороженном досками от комнатки, бывшей подле спальни матери моей; в сих обеих комнатах состояли все наши жилые покои. Происходило сие не от того, чтоб хоромы наши были маленькие: они были превеликие, но обыкновение тогдашних времен приносило то с собою, что состояли они по большей части в пустых и нежилых покоях. Например, было в них двое превеликих сеней, из которых передние так были велики, что я, чрез несколько лет после этого, сделал из них две прекрасные комнаты; а и задние сени уместили б в себе также покойца два; но вместо того были передние совсем пусты, а и в задних был только один ход на верх, занимающий место целой комнаты. Из сеней сих был вход в переднюю, или по нынешнему, залу. Пространная комната сия была от начала построения хором холодная, и все украшение ее состояло в образах простых и в кивотах, коими весь передний угол и целая стена была наполнена, ибо обыкновения, чтобы комнаты подштукатуривать и обоями обивать, не было тогда и в завете. Мебели же все состояли в лавках кругом стен и в длинном столе, поставленном в переднем углу и ковром покрытом. Как окошки были небольшие, а стены и потолок от долговременности даже потемнел и сделался кофейного цвета, а дубовый стычной пол еще того был темнее, то царствовала в сей комнате сущая темнота, и в ней никто и никогда не живал, а наполнялась она единожды в год народом, то есть в святую неделю, когда с образами приходили и в ней молебен служивали. За сею следовала другая угольная и самая та комната, которая была у матери моей и гостиною, и столовою, и спальнею и жилою; три маленьких окна с одной, и одно двойное, с другой стороны впускали в нее свет, и превеликая, складенная из узорчатых разноцветных кафелей печь снабжала теплом оную. Печь сия расположена была особым и таким образом, как в людях не водится: нескоро можно было найти и добраться, откуда она топилась; надлежало лезть наперед за печь, а там поворачивать направо и искать устья, ибо оно сделано было от стены и совсем в темноте. Тапливали ее обыкновенно дворовые бабы поочередно и таскивали всякий день превеликие ноши хвороста и с ним залезши к устью, прятывались и завешивались там, власно как в конуре. Совсем тем печь сия была тепла и неугарна, да и самая комната довольно светла и весела.