Коллектив авторов Биографии и мемуары - Русский быт в воспоминаниях современников. XVIII век

Особливо Платону нравилось, что все в лавре находил готовое, яко-то всегда довольный стол, напитки и выезд: и нимало о том не заботился. Должность была для него незатруднительна: всеми любим, с учителями друг, ни чем неоскуден, здоров и весел, и летом весьма часто, со властями и со учителями посещали превеселое и милое загородное место, называемое Корбуха, где и баня летняя была. Там прогуливался Платон с товарищи по садам и лесам, плавал по прудам, пристойными играми веселился, и в дружеских, не редко ученых разговорах, нечувствительно время проходило; при вкушении благовонных испарений, и при оглашении пением разных птиц. По истине, то время было райское, и весна лет Платоновых. Всегда он о сем времени с воздыханием воспоминал, яко наступившие потом разные немалотрудные должности и заботы, и мирские суеты, а при том и болезни не редкие, не дозволяли уже ему таковым удовольствием наслаждаться.

Пришедши в возраст девятого года, в деревне Сольце также имел в пастве моей шестьдесят скотин, трудясь целое лето за тридцать копеек, чему свидетелем был бывший в последствии сторож Вознесения Господня в С.-Петербурге, Григорий Бочков, коего я во время жизни моей уже сколько мог призирал. Потом, на одиннадцатом году, в селении Высоцком и Негодяевском взял стадо в 120 скотин пасти за шестьдесят копеек в лето; зиму же, не имея никакого дела и не быв еще в состоянии оного исправлять, ходил за имя Христово испрашивать милостыни с сестрами, равно мне малолетними, Василисой и Евфимией; но вторая моя сестра Матрона никак не могла себя принудить на оное, стыдясь, может быть, просить от того, что уже в состоянии была исправлять работу. В сей горемычной одинаковости жизни занимался плетением лаптей с столь сильным прилежанием, что уже некоторым образом возмогал довольствовать семейство свое, и сей первый промысел собственных трудов моих столь много поощрял меня к дальнейшему предприятию, что из последствия жизни моей видно будет. Когда же которое лето не имел паствы, тогда занимался другими, по мере сил моих, трудами: иногда уходил до восхождения солнечного из шалаша на пожню, и особливо во время сенокоса, и до пробуждения товарищей косил траву с толь великим усилием, что через то приобрел уважение и от самых сотоварищей своих.

В сем продолжительном времени пришел в возраст пятнадцати лет, родительница моя решилась меня отпустить в столицу, на что я получа благословение и сорок копеек на дорогу, отправился в путь. С сею-то суммою в 1747 году, в Феврале месяце, во время царствования императрицы Елисаветы Петровны, пустился в неизвестный мне путь, без всякого покровительства, не имел ничего верного в предмете моего предназначения, с единою верою в помощь Божию и с истинным упованием на родительское благословение, продолжая дорогу на половину пеш, а где мог, находил и сострадательных людей, то и на лошади по нескольку везли меня; и сохраняя столь драгоценную для меня сумму, во всю дорогу на ночлегах истратил только двадцать копеек, a остальные две гривны сохранил себе на разживу.

Вступя в С.-Петербург, доискался пивоварни купца Зевакина; пришел, испрашивал позволения у приказчика остаться и иметь ночлег у них; но сей без докладу хозяину оного не дозволял. Увидя же меня, хозяин дал на оное свое согласие; то я и оставался у них до приискания себе места, что и последовало вскоре: ибо нанялся у некоего секретаря на четыре года с полным содержанием хозяйским и сверх того пять рублей деньгами в год каждой, а как у него был свой домик, то за исправление всей его домашней работы, как-то: воду возить, дрова припасать, топить печи, башмаки и сапоги чистить, а сверх того и к будке ходить. Что все исполнял с полным усердием, а сим заслужил от моего хозяина внимание и уже мог оставшиеся от дороги у меня денег двадцать копеек отослать матушке обратно на соль, которые она получа, пролила источник радостных слез и с сердечным уважением утешения говорила к окружающим ее: «Товарищи его в дороге по рублю издержали, а мое милое дитятко только две гривны истратил!» В последствии времени она ко мне в С.-Петербург обратно прислала на разживу десять копеек и свое благословение. С сими-то верными залогами родительской любви я оставался в надежде на невидимую помощь Божию, в чем и не обманулся, а присланная мне гривна и до ныне хранится в семействе нашем.

Таковым образом продолжая свою службу у помянутого секретаря, всегда ходил с ним в церковь Божью, ибо он человек был благочестивый, набожный и благотворительный, и весьма часто раздавал изобильную милостыню, вверяя иногда мне исправлять христианскую обязанность, что и послужило мне на целый век примером благотворения и нравоучения. Непреодолимые судьбы Всевышнего лишили меня сего почтенного хозяина: чахотка, кроющаяся в бренном теле его, обнаружила свою лютость; все средства употреблены были ко спасению его, но не имели уже своего действия. Но он и в последние дни своей болезни не упустил, чтобы обо мне не стараться, заставлял меня прочитывать молитвы и правила нравоучения из подаренной им мне азбуки, которая, как залог его благотворения ко мне, хранится и теперь у дочери моей, а особливо видя мою к нему привязанность, просил знакомых своих товарищей и приятелей, почтенных и степенных купцов, о принятии меня к купеческим торгам, а более по замеченной им во мне честности и усердию. Но все его о мне попечение не исполнилось, чему воспрепятствовала его кончина. Отдав последнюю ему память, жена покойного вскоре отпустила меня от себя из дому, заплатя, что следовало. Итак, в течение сей весны пустился я обратно на родину; застал матушку в прежнем ее состоянии в селе Еремейцове. Из сохраняемых же за службу у меня двенадцати рублей купил я новые срубы за шесть рублей и сим моими трудами нажитым капиталом возмог уже семейству моему оказать услуги и утешить некоторым образом в усердии своем и любовь к родительнице доказать по мере сил своих опытом приверженности своей.