Коллектив авторов Биографии и мемуары - Русский быт в воспоминаниях современников. XVIII век

Что касается до украшений сей важнейшей в доме комнаты, то оные состояли также только в одних образах, расставленных в переднем углу. Внизу сделан был маленький угольничек, и тут пред киотом со крестом, с мощами, горела неугасимая лампада, а вверху сделана была предлинная полка, а на ней наставлен целый ряд образов разных. Стены в комнате сей были также ничем не обиты, но стычной дубовый пол от частого мытья несколько побелее. Что касается до потолка, то он был неровный, но чрез доску одна ниже, a другая выше, и от долговременности весьма изрядно закоптевшим.

Что принадлежит до мёбелей, то нынешних соф, канапе, кресел, тамбуров, комодов, ломберных и других разноманерных столиков и прочего тому подобного не было тогда еще в обыкновении. Гладенькие и чистенькие лавочки кругом стен и много-много полдюжинки старинных стульцев должны были ответствовать вместо всех кресел и канапе, а длинный дубовый стол и какой-нибудь маленький складной вместо всех столиков. Итак, в переднем углу стоял вышеупомянутый длинный стол, в другом была матери моей кровать, в третьем, прежде-упоминаемая печь и подле нее широкая скамья, а в четвертом стоял на лавках, трех денег нестоющий и так почерневший шкафчик, что надлежало разве скоблить ножом, чтоб узнать, что он был некогда крашен красками. Вот изображение наилучшей и первейшей комнаты.

Вправо и сбоку подле нее находился другой теплой покой или прежде упоминаемая комнатка. Она составляла вкупе и девичью, и лакейскую, и детскую, и была самая та, в которой я родился. Незадолго до моего приезда перегорожена она была надвое досками, и сия отгородка была тогда моею спальнею и комнатою.

Наконец, кроме сих трех комнат было еще два покойца холодных, чрез сени и в сторону к саду. Но оба они были нежилые, а служили кладовыми. Один занят был мелочными съестными припасами, а другой сундуками и был темный.

Вот все расположение старинных хором наших, в которых живали наши предки, и в коих я родился, женился и жил сам потом несколько лет, покуда отстроил себе новые и лучшие…

Каковы были хоромы, таково было и место, на котором они стояли. He известно уже мне, кто из предков моих выбрал впервые оное, только то знаю, что оно было худшее из всей усадьбы, а наилучшие места заняты были огородами и скотными дворами; но сему и дивиться не можно: встарину было у нас и обыкновение такое, чтоб дома нарочно прятать и становить их в таких местах, чтоб из них никуда в даль было не видно, а все зрение простиралось на одни только житни, конюшни, скотные дворы и сараи. А точно в таком месте поставлены были и наши хоромы.

Но вот я, опять заговорившись о побочном, удалился от продолжения истории моей. Теперь, возвращаясь к оной, скажу, что несколько дней спустя после моего приезда, наступил наш хромовой праздник святого Николая. Мать моя имела обыкновение оный колико можно лучше праздновать. Она пригласила к себе к оному всех своих родных и знакомых, каких только она имела. Они приехали все к ней, и я имел тут случай всех их узнать и со всеми ими познакомиться.

Но о! какое это прекрасное общество и какая милая и любезная компания! Первую особу составлял один высокорослый старичек, по имени Яков Васильевич Писарев. Он был матери моей двоюродный брат и человек недальней бойкости. Он служил в войске низким чином и поелику он не умел и грамоте, то и отставлен таковым же. Жил он от нас верст десять, имел самый малый достаток, и мать моя, сколько по родству, столько и за то любила, что он был веселого и шутливого нрава и в компании не скучен. А впрочем ничего дальнего от него требовать было не можно. Жена его была старушка, человек препростой, но дочь имел он преизрядную и предорогую девицу; ее звали Агафьею Яковлевною, и она была совершенная уже невеста. Мать моя, по любви своей к ним и по бедности их, взяла ее жить к себе, и она у нас жила, как я приехал, и делала нам компанию. Но сыном, которого он имел, был он не таков счастлив: была самая неугомонная, ветренная и такая голова, что не редко он его на цепь приковывал.

Другую особу составлял также весьма небогатый дворянин и матери моей родственник же, но не столь близкий, по имени Сила Борисьевич Бакеев. Он жил верст 15 от нас, и в самой той деревне, где мать моя родилась и воспитана, ибо она была фамилии Бакеевых. Он служил также в гвардии и отставлен офицерским чином. Мать моя его не только любила, но и почитала, потому что он был всех прочих умнее и притом знаток по гражданским делам, и мог в нужных случаях подавать советы. Словом, он во всем тогдашнем нашем обществе почитался философом и наиразумнейшим человеком, хотя, в самом деле, был он весьма и весьма посредственного знания. Жена его была старушка смирненькая и простенькая.