Марина Могильнер: Новая имперская история Северной Евразии. Часть II

Вопрос о том, кого можно считать пороховой империей, а кого — нет, зависит от понимания сути этого термина и того, для чего он нужен. Все началось с того, что историки столкнулись с противоречием между эмпирическими данными эпохи раннего Нового Времени и привычными историческими представлениями, уходящими корнями еще в XVIII век. Так, общепризнанным фактом считался постоянный упадок Османской империи с конца XVII (или даже XVI) века, архаичность и неэффективность империй Сефевидов и Моголов, изоляционизм Московии и ее двухвековая отсталость от соседей. Однако это кажущееся самоочевидным отставание не удается обосновать какими-либо убедительными данными: уровень экономического развития, подсчитанный ретроспективно, оказывается примерно одинаковым для «Запада» и «Востока» вплоть до XVIII или даже XIX века (в зависимости от выборки стран и методологии подсчетов), уровень развития институтов централизованного государства также примерно одинаков, а военное могущество — наиболее явный и легко сопоставимый фактор — зачастую однозначно указывает на преимущество «отсталых» османов или моголов. Это обстоятельство и объясняет появление термина «пороховая империя»: речь идет о государстве, казалось бы, отсталом, но с успехом овладевшем самыми современными военными технологиями своего времени.

Впрочем, успешное овладение порохом и огнестрельным оружием не является случайным историческим курьезом и предполагает целый комплекс изменений в общественном устройстве — исторического масштаба. Эти изменения, произошедшие в Европе с середины XVI по середину XVII вв., последние полвека называют «военной революцией», приведшей к появлению новой военной тактики, развитию технологий, экономическому скачку и, в конце концов, созданию современного государства. Массовое использование огнестрельного оружия на поле боя в значительной степени обесценивает значение прежнего костяка средневековой армии — тяжеловооруженной конницы. Несмотря на важные местные различия, практически во всех странах эту роль играли представители знати, которые на свои средства покупали дорогие доспехи, породистых лошадей, обеспечивали себя оруженосцами и, нередко, выставляли еще и вспомогательный отряд. Полевая артиллерия и даже ручное огнестрельное оружие были слишком дорогими для покупки частными лицами, зато обслуживание их не требовало знатности и богатства — лишь навыка. С другой стороны, служба знатных всадников по призыву государя продолжалась лишь несколько месяцев в году, а технологичное огнестрельное оружие, хранящееся и обслуживающееся в казенных арсеналах, предполагало постоянное несение службы. Итогом распространения огнестрельного оружия стало появление постоянных массовых армий, формировавшихся за счет наемных профессиональных солдат и регулярных рекрутских наборов населения.

Производство огнестрельного оружия требует развития металлургии в промышленных масштабах, металлургия — развития горнодобывающей промышленности. И то и другое требует средств, огромные деньги необходимы и на выплату жалования наемникам — как рядовым солдатам, так и складывающейся корпорации офицеров, для которых оклад является основным источником существования. Вся тяжесть расходов падает на казну, которая обособляется от личного богатства монарха даже там, где четкое разделение на «государственные» и «царские» доходы отсутствует. Возникает отдельная сфера расходования средств, не связанная с предметами роскоши, увеселениями, дворцами правителя и направленная на удовлетворение интересов всей страны как политического целого. Эта беспрецедентно расширившаяся сфера требует рационального управления чиновниками, регулярного финансирования за счет дополнительных сборов с населения, юридического урегулирования отношений собственности и обязательств, одним словом — возникновения государственного аппарата и вообще современного государства как самостоятельного коллективного субъекта политики, экономики, культуры и права.

Поэтому, становясь «пороховым», любое раннемодерное политическое образование запускало механизм модернизации. Другое дело, что описанная кратко «магистральная линия» исторического развития далеко не сразу и довольно непоследовательно возобладала даже в тех странах, которые обычно противопоставляют пороховым империям как примеры успешного построения «централизованного государства». До поры до времени стратегическое лидерство принадлежало пороховым империям. В конце концов, само огнестрельное оружие появилось и получило распространение первоначально в Азии и лишь постепенно проникло в Европу; когда в конце XV века в Европе появился фитильный замок (для выстрела нужно было поджечь фитиль, ведущий к пороховому заряду в стволе), на Ближнем Востоке уже изобрели более технологичный кремневый замок (для выстрела высекалась искра в момент нажатия на спусковой крючок). Постоянная регулярная армия, комплектуемая за счет выходцев из непривилегированных слоев населения, появляется сначала в Османской империи (корпус янычар — тур. yeniçeri , «новый воин»). К 1550 году в Московии создается профессиональное стрелецкое войско, пришедшее на смену ополчению пищальщиков. Первоначальная численность стрельцов составляла 3000 человек, спустя столетие их число превысило 50.000. В Англии же, к примеру, современная регулярная армия возникает только в 1645 г. — Армия нового образца ( New Model Army ), созданная парламентом в ходе гражданской войны с королем, изначально насчитывавшая по штату (на бумаге) 22.000 человек. Только тогда впервые английская армия оказалась единой структурой с централизованным командованием, состоявшей из профессиональных солдат, готовых воевать на любой территории, проходящих унифицированную подготовку и регулярную тренировку. Тогда же в Англии (и в целом на западе Европы) впервые появляется общая военная форма — притом, что в России стрельцы носили стандартное обмундирование уже, по крайней мере, с начала XVII в., полки отличались друг от друга цветом кафтанов. Еще в 1683 году армия «пороховой» Османской империи едва не захватила после двухмесячной осады Вену — символ Священной Римской империи германской нации. Последовавший разгром османской армии под Веной в 1683 г. обычно рассматривают как свидетельство слабости пороховых империй — однако главный вклад в разгром османов внесла польско-литовская армия под командованием короля Яна III Собеского, совершенно архаичная с точки зрения военной организации. Исход сражения решил удар дворянской (шляхетской) кавалерии, в авангарде которой сражались несколько сотен или тысяч запорожских казаков — прямая противоположность идеалу регулярного войска.