Подобные откровения кокетки говорят сами за себя.
Хотя щеголи и щеголихи и «вытверживали из романов некоторые места», сами они «редко встречались на страницах романа» XVIII века. Однако в России были переведены посвященные вертопрахам сочинения Ф. Ковентри, Ф. А. А. Критцингера, Л. Хольберга, Г. В. Рабинера, П. Ж. Б. Нугаре, Р. Додсли, Ж. Ф. Дре дю Радье.
Скажем, в произведении Михаила Чулкова с вызывающим названием «Пригожая повариха, или Похождение развратной женщины» (1770) сама его героиня, некая Матрона, дает описание одной щегольской вечеринки: «Чуднее всех показался мне один старик, который уговаривал тринадцатилетнюю девушку, чтобы она согласилась выйти за него замуж… В углу сидел какой-то молодец с бабушкою… Сего молодого человека хотела было я похвалить за то, что имеет он почтение к своим предкам и в угодность бабушке оставляет вертопрашные увеселения, но хозяйка уверила меня, что это любовник с любовницею. Молодой человек уверяет ее, что он, убегая хронологии, которая престарелым кокеткам весьма приятна, говорил ей: “Вы, сударыня, весьма приятны, ветрености в вас никакой быть не может и всех тех пороков, которые молодости приличны; зрелые лета имеют свою цену, и вы будете обузданием моей молодости…” Инде красавица приставала к задумчивому щеголю и представляла себя к его услугам… Одним словом, нашла я тут любовную школу, или дом беззакония».
В книге «Зубоскал, или Новый пересмешник, египетские сказки» содержится описание поведения петиметра: «Почитал себя не меньше, как взросшим в Париже, – смеялся всем, кои не попрыгивают на одной ножке и не вмешивают в разговоры таких слов, кои не по-французски и не по-немецки».
Казалось бы, трагедия – отнюдь не щегольской жанр. Между тем в комедии Николая Николева «Самолюбивый стихотворец» (1775) выведен петиметр Модрстих, дерзнувший поднести стихотворцу Надмену сочиненную им трагедию. Надмен отвечает сочинителю-франту гневной филиппикой:
О гнусный петиметр! Французский водовоз!
Спесив, а нужен так, как в улицах навоз.
Парижем хвастает… науки презирает.
А сам едва-едва Часовник разбирает…
Того лишь я и ждал от дерзости твоей,
Чтоб ты из дурака на модах зараженна
Преобразился вдруг в рифмовраля надменна.
И хотя это единственное свидетельство о драматических потугах петиметра, журнал «Полезное с приятным» допускает, что щеголь может «прокрикивать… некоторые стишки из трагедии» (впрочем, «как попугай, без всякого смысла»). Забавно, что Сумароков, как бы учитывая эту особенность вертопрахов, издал «Любовную гадательную книгу» (1774), составленную из двустиший любовной тематики, взятых из шести своих трагедий. Книжка эта предназначалась не для непосредственного чтения, а для гадания с помощью игральной кости, указующей на соответствующий номер выбранного наудачу двустишия.
Своеобычный сатирический ракурс получила тема щегольства и в так называемой низовой культуре, охватывающей самые широкие читательские круги. Этнограф Дмитрий Ровинский в капитальном труде «Русские народные картинки» приводит целый ряд забавных лубочных листов, живописующих не только эксцентрическую трехэтажную прическу щеголих, но и их огромные чепцы кораблем, высокие модные шляпки, красные сапоги, черные мушки, налепляемые на лицо, грудь и руки. Таким лубкам в еще большей степени свойственна бьющая в глаза карикатурность, граничащая с явной издевкой. Приводится здесь и речь петиметров. Однако, рассчитанная на восприятие самым незамысловатым читателем, она адаптирована и лишена непонятных галлицизмов, а потому вполне доходчива. Например, текст мог быть такой:
Щеголь: Когда я жил в Казани, бродил в сарафане, прибыл в Шую, носил козлиную шубу. Ныне стал богат, ярыгам не брат, по моде убираюсь, по моде наряжаюсь, прут[и]ком подпираюсь, в прекрасных садиках гуляю, амурные песенки попеваю, никогда не работаю, веселюся и гуляю. Какая б молодица, иль хотя девица, моей красоте подивится. Да вот уже первая и есть, хочет со мной знакомство свесть.
Щеголиха: Я красна, я пригожа, я хороша, в нарядах знаю вкус, по моде живу, со многими ложусь. Знать, немного ты учен, высоко тупей (хохол на голове. – Л. Б. ) вздрочен, опустить его пониже, к моим услугам поближе. Так будем со мной парочкой, как барашек с ярочкой».
«Услужи, радость, мне, собери все наши модные слова и напечатай их особливою книжкою, под именем "Модного женского словаря", ты многих одолжишь… Мы бы тебя до смерти захвалили», – писала в журнал «Живописец» некая щеголиха. Издатель, однако, рассудил за благо поместить такой лексикон на страницах своего журнала и назвать его – «Опыт модного словаря щегольского наречия». Открывался словарь словом «Ах!», о котором говорилось, что щеголихи изменили его употребление: «В их наречии “Ах” большею частью преследуется смехом, а иногда говорится в ироническом смысле; итак, удивительный и ужасный “Ах” переменился в шуточное восклицание». Далее приводятся примеры щегольского употребления междометия: «Мужчина, притащи себя ко мне, я до тебя охотница. – Ах, как ты славен! Ужесть, ужесть, я от тебя падаю!.. Ах… Ха, ха, ха… Ах, как он славен, с чужою женою и помахаться не смеет – еще и за грех ставит! Прекрасно, перестань шутить по чести, у меня от этого сделается теснота в голове. – Ах, как это славно! Ха, ха, ха. – Они до смерти друг друга залюбят. – Ах, мужчина, ты уморил меня».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу