Лев Бердников - Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

Но как же побыть с глазу на глаз с окруженной со всех сторон шпионами великой княгиней? Тут Салтыкову приходит в голову блестящая идея – сблизиться с главным тюремщиком Екатерины, великим канцлером Алексеем Бестужевым. Расчет был точен – положение Бестужева при дворе не слишком прочно, и примирение с великой княгиней ему на руку. Великий канцлер встретил Сергея Васильевича с распростертыми объятиями и обещал улучшить участь Екатерины. И действительно, вскоре контроль за ней был заметно ослаблен. Он затем убедил императрицу, что в интересах империи в видах обеспечения престолонаследия надлежит призвать человека молодого, знатного, приятной наружности, и свести его с Екатериной.

Кинорежиссер Армен Оганезов в своем сценарии «Личная жизнь Екатерины II» воссоздает следующую сцену в комнатах императрицы: «Елизавета окинула оценивающим взглядом стоящих перед ней молодых людей, Сергея Салтыкова и Льва Нарышкина, и обратилась к ним, сделав многозначительную паузу: “Дело, по которому я вас пригласила, весьма деликатно. Оно касаемо великой княгини Екатерины Алексеевны и августейшего супруга ее Петра Федоровича… Я окончательно изверилась в способности своего племянника стать отцом наследника престола… Канцлер, Бестужев Алексей Петрович, предложил для действия оного вас, Сергей Васильевич, как прекрасного собой, умного и отличного поведения пред прочими… И вас, Лев Александрович, как отличающегося небывалым остроумием, веселостью и находчивостью…” Елизавета пристально посмотрела на молодых людей, проверяя их на лояльность, и закончила: “Предлагаю вам незамедлительно начать действовать в этом направлении, и надеюсь, что все услышанное вами сегодня останется в глубочайшей тайне…” – “Не смейте беспокоиться, ваше величество!” – ответил Салтыков с дежурной улыбкой на лице, целуя ручку императрице с чувством собственного достоинства».

Так уже затухающий роман Екатерины и Салтыкова по монаршему повелению неожиданно обрел новый импульс. Императрице, пребывавшей в неведении об этом уже существующем романе, требовалось теперь убедить в необходимости адюльтера великую княгиню, и сие было поручено приставленной к ней Чоглоковой. Вот как передает их разговор Екатерина: «Однажды [Чоглокова] отвела меня в сторону и сказала: “Послушайте, я должна поговорить с вами очень серьезно”. Я, понятно, вся обратилась в слух; она с обычной своей манерой начала длинным разглагольствованием о привязанности своей к мужу, о своем благоразумии… и затем свернула на заявление, что бывают иногда положения высшего порядка, которые вынуждают делать исключения из правила. Я дала ей высказать все, что она хотела… вовсе не ведая, куда она клонит, несколько изумленная и не зная, была ли это ловушка, которую она мне ставит, или она говорит искренне. Пока я внутренно так размышляла, она мне сказала: “Вы увидите, как я люблю свое отечество и насколько я искренна; я не сомневаюсь, чтобы вы кому-нибудь не отдали предпочтения: предоставляю вам выбрать между Сергеем Салтыковым и Львом Нарышкиным. Если не ошибаюсь, то избранник ваш последний”. На это я воскликнула: “Нет, нет, отнюдь нет!” Тогда она мне сказала: “Ну, если это не он, так другой наверно”. На это я не возразила ни слова, и она продолжала: “Вы увидите, что помехой вам я не буду”».

После двух неудачных беременностей 20 сентября 1754 года Екатерина разрешилась сыном. Его нарекли Павлом, по отчеству Петровичем, хотя в глазах многих настоящим отцом ребенка был Сергей Салтыков. На это весьма прозрачно намекала и Екатерина в своих «Записках», хотя, сближаясь попеременно то с мужем, то с любовником, она едва ли знала точный ответ на этот вопрос. Литератор XIX века Николай Греч отрицал причастность великого князя к рождению наследника: «Петр III был, что называется в просторечии, “кудря”, не способный к сожитию или по крайней мере к произведению плода, хотя он впоследствии имел много любовниц». Современники находили цесаревича удивительно схожим с братом Салтыкова – Петром Васильевичем и вообще со всей салтыковской породой. От них он унаследовал вздернутый нос и большие глаза. По меткому выражению Максима Горького, происхождение Павла выдавал этот «предательский нос Салтыкова на лице Романова». А британский исследователь Себаг Монтефиоре утверждает, что Петр III, помышлявший о разводе с Екатериной и о браке с фавориткой Елизаветой Воронцовой, хотел заставить Салтыкова признать, что тот настоящий отец Павла.