Даниэль Лазар - Ложь Тимоти Снайдера

Снайдер, раздувая образ двух супертиранов, недооценивает общественные силы, стоявшие за ними, и оправдывает других политических деятелей. Если ответственны только Гитлер и Сталин, то остальные — нет; насилие представляется не как нечто, возникшее на самой территории, но как привнесённое извне. «В Восточной Европе, — пишет Снайдер, — сложно найти примеры политического коллаборационизма с немцами, не вызванного последствиями советского правления». Другими словами, если поляки, прибалты и украинцы сразу же после немецкого вторжения оказались вовлечены в еврейские погромы, вина лежит не на них, а на коммунистах.

Однако любой, кто хотя бы отдалённо знаком с историей Восточной Европы, знает о богатой истории антисемитизма в этом регионе. Снайдер симпатизирует «главному сопернику» Юзефа Пилсудского, польскому националисту Роману Дмовскому, отстоявшему независимость Польши на послевоенном Версальском конгрессе, — но при этом забывает упомянуть о его лютом антисемитизме и отметить время его возникновения. «Если бы всё общество поддалось [еврейскому] влиянию, мы бы попросту утратили способность к общественной жизни», — писал Дмовский в 1913 г.: это явное свидетельство того, что польский антисемитизм не следовал по пятам за большевистской революцией четырьмя годами позднее.

В действительности, в Польше с начала 1920-х гг. антисемитизм был куда сильнее, нежели в Германии, и он лишь усиливался в течение всего межвоенного периода; другими словами, он существовал до пакта о ненападении, а не возник сразу после. К примеру, если нацисты были разочарованы равнодушной реакцией общества на «Хрустальную ночь» в ноябре 1938 г., то Польша пережила серьёзные вспышки насилия против евреев в девяноста семи городах в течение только 1935–1937 гг. Польский антисемитизм определённо жил своей жизнью.

Снайдер пытается обелить «приграничье» и другими способами. Он пишет, что «антисемиты в Армии Крайовой составляли меньшинство», а о польских крестьянах, созерцающих проходящие составы с депортированными евреями, говорит, будто «жест, когда палец проводится по горлу, вспоминавшийся немногочисленными выжившими евреями с омерзением, должен был сообщить евреям, что их отправляют на смерть — хотя совершенно не обязательно поляки желали им этого»; поразительное суждение, которое он и не пытается доказать.

В действительности, как было хорошо известно в Лондоне правительству в изгнании, общество оккупированной Польши разъедалось изнутри. В декабре 1939 г. представитель подпольной Армии Крайовой информировал Лондон, что

«евреи в советской зоне оккупации столь яростно преследуют поляков и всё, связанное с польским духом…, что при первой возможности все местные поляки, начиная со стариков и закачивая женщинами и детьми, устроят такую ужасную месть евреям, какую и не представить антисемиту».

В восточных лесах и болотах члены фашистской организации «Национальные вооружённые силы» (НВС) нападали на русских и поляков не меньше, чем на немцев, а Армия Крайова, включившая НВС в свой состав в 1943 г., объявила войну «еврейским лесным бандам, обкрадывающим и грабящим крестьян». Имелись в виду выискивающие прокорм еврейские беженцы. В одном из случаев Армия Крайова напала на взвод еврейского отряда «Партизаны Бельских», возвращающийся из реквизиционной экспедиции, убив всех, кроме одного.

Нападала Армия Крайова и на белорусов, убив около 1200 человек в городе Лида и его окрестностях; также она развязала полномасштабную гражданскую войну с литовскими партизанами-националистами в районах Вильнюса и Новогрудка в 1943–1944 гг. Ничего этого нет в «Кровавых землях», главный интерес автора которых — представить Армию как жертву Советов. Снайдер крайне яростно защищает Армию Крайову от обвинений в том, что она ничего не сделала для помощи восстанию в Варшавском гетто 19 апреля — 16 мая 1943 г. Но используемая им логика настолько ошеломляет, что этот отрывок заслуживает цитирования от и до:

«Стратегические установки командования варшавской Армии Крайовой запрещали вооружение евреев вообще. Хотя Армия Крайова и готовилась к партизанской войне, её руководство опасалось, что восстание в гетто может спровоцировать всеобщий мятеж в городе, который немцы смогут подавить. Армия Крайова не была готова к такой схватке в конце 1942 г. Командование Армии Крайовой рассматривало преждевременное восстание как коммунистическую провокацию, которую необходимо было избежать. Они знали, что Советы, а значит и польские коммунисты, побуждали местное население немедленно взяться за оружие против немцев.