Тимур Бикбулатов - Веретейская волость

Пасхальные каникулы имели свой особый колорит. В первую половину, на Страстной неделе, мы аккуратно ходили в церковь, усиленно постились и говели, а пасхальную неделю употребляли на обход деревень вместе с попами, сопровождая их и участвуя в качестве певчих в молебнах, которые служились в каждом крестьянском доме. Торжественно, в преднесении икон (для их ношения нанимались за плату деревенские подростки, т.н. «стоносники») переходили мы со священниками из одной избы в другую и подтягивали дьячку, составляя своего рода хор, человека в 3—4 («по приходу» ходили и мои сверстники, дети дьячков; поповичи в этих обходах участия у нас не принимали). Каждый — с большой корзиною: по окончании молебна хозяева христосовались с членами причта, вручая им яйца (сырые, некрашеные); перепадало подаяние, в меньшем, разумеется, количестве, и нам, ребятам. Мы смотрели на получение яиц, как на свое законное, заслуженное право, и если какая-нибудь хозяйка— старушка, израсходовав на попов наличный запас яиц, отказывала нам с извинением, мы требовали денежной компенсации в 1—2 копейки. Случалось, что нам давали копеечку на двоих — на троих. Так постепенно втягивались будущие служители алтаря в попрошайничество. Когда обход деревни кончался, членов причта приглашали в какой-нибудь зажиточный дом и угощали; мы тоже примыкали к отцам и разделяли трапезу, исключая, понятно, выпивку. Потом, подкрепившись и развеселившись, переходили в следующую деревню и заканчивали «работу» поздно вечером. Так ходили мы дней пять подряд; каждый из нас, мальчуганов, так «зарабатывал» ежедневно по сотне и больше свежих яиц и копеек по 10—15 деньгами. К концу недели у мамы собирались значительные запасы яиц — до тысячи и больше, которые потом продавались яичникам-скупщикам.

Подрастая, мы начинали тяготиться этим промыслом и старались всеми средствами увильнуть от него. Отец, видимо, понимал нас и не особенно настаивал, так что годам к 13—14 (приблизительно с переходом в семинарию) мы прекращали эти путешествия окончательно.

На масленицу мы обыкновенно не ездили за краткостью каникул и оставались в Ярославле. Несколько раз, впрочем, ездили гостить к родным братьям отца в село Давыдково (к дяде Алексею Ивановичу, бывшему там учителем) и в г. Ростов (к дяде Александру Ивановичу, дьякону). За эти поездки я имел возможность сравнить обстановку жизни в нашей семье с бытом наших родственников.

Летние каникулы в духовных учебных заведениях начинались поздно, на месяц позднее, чем в гимназиях, и мы обыкновенно приезжали домой за день или за два до Петрова дня (29 июня ст. стиля). Попадали как раз к сенокосу, в котором принимали деятельное участие: младшие дети участвовали в сушке сена, а подростки и взрослые, кроме того, по утрам и вечерам косили, вставая на «утреннюю росу» вместе с крестьянами, — часа в четыре утра. Отец был хороший хозяин и держал много скота. Сена приходилось заготовлять в больших количествах, а так как покосы у нас были плохие, то отец часто брал в аренду луга или участки клевера на стороне, так что управившись со своим покосом, мы устраивали «выездные сессии» верст на 10—12 и там располагались лагерем обыкновенно в сенном сарае, дней на 5—7, пока не оканчивали работу. За аренду отец платил или деньгами или сеном, — косили «исполу» (50% сбора отдавали хозяину) или «из трети» (клевер). Покос вели отец, брат Федор, работник, работница и, в качестве добавочной единицы я. Привлекались в случае нужды и добавочные наемные силы — два косца. Наравне с этими силами я работал не более двух лет (в IV — V классах семинарии); раньше меня щадили, потому что был молод, а потом, как «студента», как иронически, с подчеркиванием называл меня брат Федя в минуты особенного утомления. Он же дал мне добродушно-шутливое прозвище — «белая кость». От тяжелой сельской работы меня освобождали еще и потому, что летом на меня обычно возлагалась обязанность репетитора: я подготовлял к школе брата Ивана, брата Николая, сестру Зину и некоторых чужих ребят. Позднее, будучи студентом Академии, я порывался работать наравне с остальными, всерьез. Но к этому времени темп работ у нас начал ослабевать, т.к. отец понемногу охладевал к хозяйству с приближением старости. Младшие братья Иван и Николай работали мало. За всех, можно сказать, отдувался брат Федя, работавший не покладая рук, вплоть до того времени, когда отец, после окончания учения младшего брата Николая стал заметно слабеть и сокращать свои хозяйственные операции, тем более, что все дети тогда уже встали на ноги и не требовали на себя расходов.