По справедливому замечанию И. Саввинского, из всех представителей астраханского правящего дома крестилась только одна из жен Ямгурчи (под именем Ульяния) с новорожденным младенцем, и это событие не имело никакого влияния на ход христианской миссии: по-видимому, на первых порах (т. е. до игумена Кирилла) в городе вообще не было храмов [Саввинский 1903: 12]. Характерна в этом смысле официальная московская позиция, высказанная ногайскому мирзе Исмаилу в 1562 г. Ответ на его письмо с просьбой вывести из Астрахани враждебных ему князей был таков: "Этих князей скоро нам вывести нельзя потому: как взяли мы Астрахань, то астраханским князьям свое жалованное слово молвили, чтоб они от нас разводу и убийства не боялись. Так чтоб в других землях не стали говорить: вера вере недруг и для того христианский государь мусульман изводит. А у нас в книгах христианских писано, не велено силою приводить к нашей вере. Бог судит в будущем веке, кто верует право или неправо, а людям того судить не дано" [Соловьев 1960: 489]. И. И. Полосин полагал, что под "другими землями" этого текста подразумевается "Оттоманская империя" [Полосин 1963: 71].
Как видно, московская позиция в Астраханском крае отличалась прагматизмом: насильственные действия по христианизации, подобные совершавшимся в Казани [262], были чреваты в столь отдаленном регионе недовольством, погасить которое было бы гораздо труднее (учитывая расстояние, малочисленность населения и неблагоприятные природные условия) [263]. Не исключено, что Иван Грозный в данном случае просто ловко использовал ситуацию в пропагандистских целях: невозможность отправить миссию выдавал за нежелание ее проводить.
Пo свидетельству Орудж-бека Байата, побывавшего в Астрахани в 1599 г., "церквей там бесчисленное множество, но не очень больших" [Дон-Жуан 1988: 146].
Когда в Астрахань приехали крымские царевичи — сыновья хана Мухаммед-Гирея II (правил в 1577–1584 гг.) — Саадет-Гирей, его брат и калга Мурад-Гирей [264]и Сафа-Гирей, а также сын Саадета Кумык (Или Кума), московские представители в Персии специально отмечали, что государь "от вер их от своих… не отводит", а мусульманских купцов и торговцев, приезжающих в город, "силою… в крестьянскую веру не приводит" [Памятники 1890: 52, 53, 78]. Хотя часть мирз и их приближенных из юртовых татар вскоре после взятия города была крещена. В. Н. Татищев называл среди них фамилии Шейдяковых, Урусовых, Бахтеяровых и др. [Татищев 1996: 37]. Перечисленные В. Н. Татищевым мирзы принадлежали к ногайской аристократии [Трепавлов 1997а: 44–47, 50–55]. Астраханские Урусовы не перешли в православие и не могли поэтому рассчитывать на место в рядах российской элиты. Предание астраханских татар, услышанное в середине XIX в. П. И. Небольсиным, гласило, что Урусовы действительно "частию перешли в христианство и вполне усыновились Россией в соответственном происхождению их благородном достоинстве, частию же остаются доныне между юртовцами" (цит. по [Трепавлов 1997а: 55]).
В Смутное время Астрахань воспринималась уже едва ли не как оплот православия в регионе. Конрад Буссов сообщает, что Лжедмитрий II посылал в Астрахань своего приближенного (Яна Кернозитского), который "должен был проложить ему дорогу в Астрахань через широкие невозделанные степи, передать от него привет и большую милость астраханцам и сказать им, что он со своей царицей приедет к ним и будет держать свой двор у них по той причине, что Московская и Северская земли слишком опоганены нехристями" [Хроники 1998: 138]. Однако христианизация края не означала полного искоренения там ислама. Мечети продолжали строиться. Вероятно, ситуация была сходна с описываемой Г. Н. Айдаровым для Среднего Поволжья второй половины XVI–XVII в.: "Вновь возводимые мечети в условиях религиозного преследования были, конечно, деревянные, простейшей архитектуры. Такие нелегальные мечети имели небольшой минарет или строились вовсе без минарета, маскируясь под вид обычного жилого дома" [Айдаров 1994: 170].
Христианское население города и окрестностей нуждалось в религиозном освоении окружающего пространства. Такого рода освоение осуществляется через появление местных легенд, святых, знамений, почитаемых мест и святынь, связанных с ними. В Астрахани самой удобной фигурой (и, вероятно, на первых порах, до времени Феодосия, единственной) для этого был игумен Кирилл. В рукописном сборнике XVIII в., хранящемся в РГАДА, содержится произведение под названием "Краткое описание всех случаев, касающихся до Азова, от создания сего города до возвращения онаго под Российскую державу… 1738… а именно о Аазове и о Астрахани". Сочинение это — перевод ("через И. К. Таоуберта") с немецкого. Немецкий оригинал труда— книга Г. З. Байера "Древния Азовския и Крымския известия. Краткое описание всех случаев, касающихся до Азова от создания сего города до возвращения онаго под Российскую державу". Эта книга в переводе И. К. Тауберта была опубликована в 1768 г. Рукопись содержит ряд известий, отсутствующих в печатном тексте. Вероятно, они были внесены человеком, интересовавшимся историей города Астрахани, и в частности историей кафедры. Согласно рукописи, Кирилл был игуменом неполных девять лет и умер в 7084 (1576) г. "По преставлении же его неколиким летом минувшим бысть в Астрахани пожар велик, и в то время видела воевоцкая жена ис хором своих преподобнаго Кирилла, на гробе своем стояща и десницею огнь крестовидно осеняюща, и абие пламень оугасе и пожар преста" [РГАДА, ф. 187, оп. 2, ед. хр. 124, л. 27]. Женщина рассказала об увиденном мужу и другим людям. Над гробом Кирилла построили часовню "дверми на восток, и за непродолжением же лет та старая часовня оветшала. И в лето 7198 (1690) г. построили вновь оную часовню дверми на за-под, яже и до ныне стоит" [РГАДА, ф. 187, оп. 2, ед. хр. 124, л. 27об.] (о часовне см. также [Астрахань 1882: 16]).
Читать дальше