Данила Зайцев - Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева

Подготовила к изданию Ольга Ровнова

Руководитель проекта И. Серёгина

Корректоры Е. Чудинова, М. Миловидова

Компьютерная верстка А. Фоминов

Дизайнер обложки С. Андриевич

Фото на обложке Митя Алешковский

© Д. Зайцев, 2015

© Предисловие. Комментарии. Словарь. О. Ровнова, 2015

© Предисловие. П. Алешковский, 2015

© ООО «Альпина нон-фикшн», 2015

Все права защищены. Никакая часть электронного экземпляра этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

Середина ноября 2012-го – в Аргентине поздняя весна, жарко, болит нога, местная колючка пропорола подошву. Колючки тут везде. Мы вышли из машины. Я бреду, прихрамывая, по высокому берегу озера, вверх, едва поспевая за Данилой.

– Увидишь сам, где деревня будет стоять. Красота!

И вот перед нами раскрывается огромное рукотворное озеро. В прошлом году мы ловили тут рыбу, Данилин старший сын Андриан ставил тогда три сетки – наловили три картофельных мешка.

– Вот она – Нуэва Эсперанса! – Данила стоит, как ветхозаветный Моисей, воздев руки. Он взволнован, смотрит вниз на бурую, слежавшуюся землю, поросшую колючим кустарником. – Здесь, на террасе, построим большую деревню. Всем земли хватит, многие собираются приехать.

Нуэва Эсперанса означает Новая Надежда. Он шел к ней всю свою непростую, кочевую жизнь. Вечером у костра Марфа, его жена, скажет: «Я тут посчитала, мы с Данилой пятьдесят один раз кочевали». Скажет просто, но не сдержится, улыбнется, спрячет за улыбкой смущение.

Как и большинство русских людей, староверы не стесняются показывать эмоции – они легко плачут, растроганные до глубины души, потому что слово, письменное и устное, если речь идет о святынях, принимается и понимается ими традиционно как истинная правда. Рассказ, всегда эмоционально окрашенный, нередко прерывается слезами очищения.

– Вот Красная площадь! Я там был. Идешь, смотришь на всю эту красоту, аж дух захватывает! Мечтал увидеть, так сбылось!

– Данила, ну что такого в Красной площади?

– Попробуй понять. Я рожден в Китае, столь слышал, столь мечтал, и вдруг сподобился увидеть. Для меня это – все, все значит! Как словами передать?

– Так ты и передал.

Данила, всплакнув, улыбается.

– Понял теперь?

– Понял, Данила.

Таких разговоров-мечтаний довелось услышать много. Почти каждый признавался, что мечтает скопить денег, чтобы «лишь одним глазком поглядеть на Россию». Они не видели ее, но думали беспрестанно, не теряли внутренней связи с ней. Зла и гонений не забывали, но пересиливала глубинная тяга к покинутой земле с могилами предков, а что-что – своих предков и родословную настоящий старовер чтит и знает назубок, как Отче наш.

– Вот вы по учебникам учились?

– Конечно.

– И мы учились. По старым, советским. У нас на них Ленин и Сталин были нарисованы и чернилами замараны. Веришь, я тогда понятия не имел, кто такие Ленин и Сталин, но точно знал – бесы!

Три поколения, выросшие вне российских пределов, сохранили язык – одну из главных своих святынь. Священные книги, жития святых и Прологи, читаемые в воскресное утро, после службы, Священное Писание и Устав церковный – главный закон жизни для каждого – читаются на родном, русском, точнее – церковнославянском, с него же и начинается обучение. Детей заставляют твердить: «Аз, буки, веди, глаголь, добро».

Первое впечатление от русской деревни в Латинской Америке – такого не может быть: бородатые мужчины в разноцветных русских рубахах с вышивкой по вороту и манжетам, подпоясанные ткаными поясками, девушки в ярких платках и сарафанах, замужние женщины в шашмурах – особых головных уборах, подчеркивающих их социальный статус. Все наделенные той красотой, какая достигается только при наличии спокойного сердца, проявляется на лице только при наличии внутренней свободы. К тебе подходят без всякой боязни, здороваются, выяснив, кто ты такой и зачем прибыл, зовут в дом, расспрашивают о России. Нас тянет друг к другу обоюдно, улыбки сближают моментально, родной язык спаивает накрепко возникшую приязнь.

– Странные вы какие, говорите, как мы, а одеётесь не как мы, – замечает мне девица Евлампея.