Данила Зайцев: Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева

На мой взгляд, программа провалилась. Люди здесь оказались не готовы. Люди из Латинской Америки – тоже. Нет бы спокойно и взвешенно подготовиться, выделить староверам профессионально обученных социологов и экономистов, эдаких кураторов-нянек, людей, понимающих, с кем и ради чего имеют дело. Но в здравицах и прекрасных мечтаниях потонуло дело, о живых людях забыли. В результате семью Мурачевых, например, переехавших на Дальний Восток из Боливии, поселили поначалу на границе с Китаем в Уссурийском районе, в Корфовке, в пустующие квартиры хрущевской еще пятиэтажки, – это людей-то, привыкших жить в своих домах, буквально на земле! Земли в Дерсу выделили, но не те, что нужны земледельцам, – клоки, а не сплошная пашня, клоки, годные только под огород, плюс, правда, выделили землю под покосы, а им, готовым поднять целину, мечтавшим о бесконечных километрах полей, – того, о чем мечталось, за чем и ехали, не досталось. Вот и возникла вновь, возродилась почти умершая деревня Дерсу в Приморском крае, в ней около восьмидесяти староверов, поселившихся в брошенных домах, часть из которых была в таком состоянии, что пришлось затягивать прохудившуюся крышу пленкой, и это при тамошних морозах! Они живут себе, «дёржутся» в вере, молятся, рожают детей, обрабатывают «огородины», снимая богатый урожай, но обещанных пашен нет, как будто о них и разговора не было. Значит, нет и денег, вырученных от продажи урожая, нет и комбайнов, и тракторов, а без денег движение дальше – лишь мечта, точнее – привычная российская безнадега.

Повесть Данилы Терентьевича Зайцева рассказывает о первой попытке переселения. Причем, снова подчеркну, не надо путать: Зайцевы приехали не по программе, а на свой страх и риск. Не обошлось и без хитрости – если семья тестя взяла российские паспорта, отказавшись от латиноамериканских, то Зайцевы скрытно оставили аргентинские документы, а российского подданства сразу не взяли: а вдруг… Это и помогло им вырваться назад, когда, казалось, уже никакого выхода из создавшейся ситуации нет и быть не может. Данила Терентьевич красочно описывает все их мытарства на древней родине, с горечью объясняя, оправдывая свое решение вернуться назад. Но нашлись уже голоса, что и обвиняют Данилу Терентьевича, и путают события, порой сознательно, ибо знают, «чье мясо съели». Зайцевы приехали, были поначалу обласканы всеми, получили помощь, и немалую, и… все разлетелось, не срослось…

Опыт оказался печальным и, главное, закрыл на долгие годы ворота тем, кто приглядывался, прислушивался, мечтал и раздумывал спасаться на родине, как завещали им их старики. Кругосветная одиссея староверов продолжается. Остается только верить и надеяться, что те, кто начал новую жизнь, приживутся и, дай-то Бог, освоят-таки пустоши и просторы Приморья, благо земли у нас, как нигде в мире, много. И земля богата и обильна, что с радостью и гордостью отмечают сами переселенцы. Хочется верить, но нет, не стану тешить себя мечтой. В своей книге Данила Терентьевич вынес вердикт: в России отличное образование, к нему бы прибавить еще «божество и приват»!

Божество божеством, тут с искушенным спорщиком-старовером не поспоришь, да и не надо. А вот то, что с «приватом» (то есть с частной собственностью) дела обстоят традиционно, сиречь – печально, спорить не приходится.

Воистину и ныне «земля у нас богата, порядка в ней лишь нет», как писал Алексей Константинович Толстой.

Гонимые властями русские староверы постоянно «кочевали», они и теперь легки на подъем – семья Зайцевых тому пример. Не прижившись в России, он вернулся назад в Аргентину. Мечтал получить землю и строить свою Новую Надежду. Круг замкнулся? Одиссея закончена?

Пятьдесят четыре года жизни. «Одиннадцать детей, пятнадцать внучат», как напишет он о себе в одном официальном документе – не без кокетства, но и с гордостью, напоказ выставляя свое истинное и пока единственное богатство. Пятьдесят одно кочевье. И твердое понимание, что нужно сделать, чтобы сохранить привычный с детства уклад, родной язык и, главное, завещанную отцами веру, чтобы все это богатство не растворилось, не потерялось, не сгинуло в других землях, на другом континенте.

Сколько раз он корчевал лес? Вырубал и жег кустарники? Ровнял бугристую землю? Сажал и собирал урожай? Столько, сколько было надо. «Работали тяжело» – постоянный рефрен этой удивительной повести.

Тяжелый труд сродни молитве – долгой и вдохновенной, как научили. Неспешной. Глубокой. Но почему-то всю жизнь зацепиться за свою землю, осесть крепко не случалось. И шли дальше. И ссорились с женой, не уживались с соседями, прощали обманы, уходили. Как уходили их предки.