Константин Вержбицкий - Развитие системы принципата при императоре Тиберии (14–37 гг. н. э.)

Моральная философия стоиков — явление, столь же показательное для римского общества времён Сенеки и Тацита, как легкомысленная поэзия Овидия — для времени Августа. Римский мир, ещё недавно казавшийся воплощением гармонии, обернулся своей теневой стороной — бессилием и беспомощностью личности пред могуществом авторитарной власти. Хуже всего было то, что на этой тирании по существу и покоился Orbis Romanus : огромному государству, созданному в результате длившихся не одно столетие завоевательных войн, требовалась твёрдая рука единовластного правителя. Прежняя аристократическая республика с её перманентными гражданскими распрями, с не прекращающейся ни на миг борьбой кланов и партий, не могла обеспечить даже внутреннюю стабильность, не говоря уже о решении таких задач, как сохранение и, по возможности, расширение империи, или интеграция всех римских владений в единое политическое целое. Лучшие умы Рима отчётливо сознавали, что никакой альтернативы империи Цезарей нет (Tac. Hist., I, 1), и, тем не менее, этот строй, в том виде, какой он принял при преемниках Августа, был для них непереносим.

Стоическая философия с её идеями о внутренней свободе человека, независящей от внешних, в том числе и политических, условий, была просто создана для того, чтобы служить учительницей жизни этим людям, одинаково неспособным принять крайности республиканской свободы и ничем не ограниченного деспотизма. Впрочем, пресловутая внутренняя свобода (???) на практике нередко оказывалась лишь свободой уйти из жизни: для эпохи раннего принципата нам известно немало подобного рода самоубийств. [462] Inge W. R. Society in Rome under the Caesars. London, 1888. P. 70–73. Однако владыки империи пытались посягнуть и на это последнее право своих подданных, считая, без сомнения, что римляне должны не только жить, но и умирать, как им хочется (Suet., Tib., 61).

Террор нанёс сильный удар старой аристократии: в числе пострадавших было немало представителей знатных фамилий: Аврелиев, Домициев, Кальпурниев, Эмилиев, Скрибониев, Элиев. Впрочем, и без него старый нобилитет рано или поздно сошёл бы со сцены, уступив место новым социальным силам. Важнее другое: в условиях террористического режима Юлиев-Клавдиев успело вырасти целое поколение, то самое, которое будет определять облик империи в близкую уже эпоху её расцвета — в годы Флавиев и Антонинов.

Каких же людей создавало это время? Какой тип римлянина, человека и гражданина, стал её положительным итогом? К счастью, у нас есть биография человека, которого с полным правом можно назвать героем этой эпохи. Имя этого человека — Гней Юлий Агрикола.

Тесть Тацита Юлий Агрикола родился 13 июня 40 г. в древней и знаменитой колонии Форум Юлия в Галлии, а умер — 23 августа 93 г. Время его жизни, таким образом, охватывает почти весь период террора: его детство прошло при Клавдии, юность — при Нероне; застал он и последний рецидив репрессивной системы, правление Домициана. Его семья пострадала от политических преследований при Гае Цезаре: отец Агриколы сенатор Юлий Грецин, известный в своё время судебный оратор, получив от Калигулы приказание выступить с обвинительной речью против Марка Силана, отца первой жены императора, отказался и впоследствии сам был предан смерти (Tac. Agr., 4).

Уже в раннем детстве мальчик должен был узнать из семейных преданий о существовании в окружающем его мире страшной силы, олицетворением которой был принцепс. Пройдёт ещё несколько лет, и подросший Агрикола узнает, что служить этой силе всю жизнь — его обязанность как гражданина и римлянина.

Карьера Агриколы представляет собой типичный пример продвижения по служебной лестнице человека "третьей силы" — выходца из среды формирующегося в I в. н. э. класса имперских служащих: прокураторов фиска, сотрудников аппарата принцепса, военных командиров. [463] О термине "третья сила" см.: Кнабе Г. С. Корнелий Тацит. С. 38–53. Видное место в такой карьере по традиции занимала военная служба, которую молодой Агрикола успешно начал в Британии под начальством Светония Паулина, который в 59–61 гг. был наместником этой провинции. Вернувшись оттуда, Агрикола женился на девушке из знатного римского рода Домициев, Домиции Децидиане. Этот брак обеспечил ему влиятельную поддержку, столь необходимую каждому молодому человеку в начале карьеры. Он был квестором в провинции Азия, народным трибуном, а затем претором, не совершив, впрочем, на этих постах ничего примечательного. Обстановка, сложившаяся в Риме при Нероне, вынуждала его благоразумно держаться в стороне от общественных дел (Tac. Agr., 5–6).