Бонифатий Кедров - О «Диалектике природы» Энгельса

Известно, что Энгельс много лет работал над своей книгой, но не успел её завершить. Дважды прерывал он работу над ней: первый раз в мае 1876 г., когда на два года вынужден был переключиться на создание «Анти-Дюринга» (до мая 1878 г.); второй раз в марте 1883 г., когда умер Маркс, оставив незаконченными II и III тома «Капитала». Тогда Энгельс, прекратив на время (он думал, что еще успеет закончить «Диалектику природы») свою работу над этой книгой, взял на себя громадный труд по завершению обоих томов «Капитала». Два года с лишним ушло на II том и почти девять лет — на III.

А Энгельс мечтал еще закончить то, что он называл IV томом «Капитала»! Работа шла медленно, так как с каждым годом зрение у Энгельса становилось все хуже, а почерк Маркса был не из числа легкоразборчивых, особенно если учесть, что Маркс для себя писал часто скорописью. И вот когда, наконец, появилась надежда, что можно уже начать планировать работу над «Диалектикой природы», подкралось неизбежное, и 5 августа 1895 г. Энгельс умер, так и не доведя до конца свою книгу.

У Маркса был верный друг, который, не колеблясь, прервал свою работу ради того, чтобы закончить то, что не успел довести до конца его друг и товарищ по борьбе. Но после смерти Энгельса такого друга не оставалось: химик Карл Шорлеммер — близкий друг Маркса и Энгельса, коммунист и диалектик — умер на три года раньше; среди же других близких Энгельсу людей не было никого, кто знал бы философские вопросы естествознания, кто мог проникнуть в то, что было задумано и уже написано Энгельсом, и был в состоянии довести его работу до конца. Естественники не знали диалектики, да и кто бы из них согласился на то, чтобы прервать свои собственные работы в той или иной области естествознания, особенно работы экспериментальные, для того, чтобы заняться рукописями человека, который даже не был естествоиспытателем и вообще по духу был им совершенно чужд? Среди же социалистов, в том числе и немецких социал-демократов, почти не было естественников, а если они и были, подобно Лео Аронсу, то оказывались людьми, стоявшими на позициях того самого узкого эмпиризма, против которого было направлено острие энгельсовской книги. Что мог бы сделать такой человек для издания рукописи Энгельса? Ничего или, того хуже, всячески мешать не только её доработке, но даже изданию в том виде, в каком её оставил Энгельс.

Напомним вкратце историю рукописи Энгельса. О ней знали только немногие, в том числе Э. Бернштейн, — тот самый ревизионист, который выдвинул лозунг: «Движение — все, цель — ничто» и который в 1896 г., всего через год после смерти Энгельса, заявил, что наибольший вред марксизму несет диалектический метод. Мог ли такой человек, нетерпевший и ненавидевший марксистскую диалектику, допустить, чтобы еще никому не известный труд именно по диалектике увидел свет? Ясно, что он сделал все от него зависящее, чтобы этого не произошло.

Из рукописей Энгельса, включенных в «Диалектику природы», Бернштейн опубликовал только две: «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека» (в «Neue Zeit» за 1896 г.) и «Естествознание в мире духов» (в «Illustrirter Neue Welt Kalender fur das Jahr 1898»). В первом случае Бернштейн даже не указал, откуда, из каких материалов, из какого рукописного наследия Энгельса он взял публикуемый фрагмент. Спустя два года, публикуя вторую статью Энгельса, он вынужден был сообщить все же, что она является частью целого ряда статей по диалектике естествознания. Таким образом, уже в 1898 г. стало публично известно, что кроме двух опубликованных в Германии статей Энгельса имеется еще ряд других неопубликованных его работ по диалектике естествознания. Однако новых публикаций не последовало, и то самое главное, что было сделано Энгельсом для «Диалектики природы», пролежало без движения в течение 30 лет после его смерти. И вот, когда уже готовилось первое издание всей рукописи «Диалектики природы», Бернштейн, понимая, очевидно, что от него потребуют ответа за то, что он преступно замуровал и не обнародовал незавершенный труд Энгельса, решил свалить вину на другого. Он заявил, что вскоре после смерти Энгельса тогдашний Центральный Комитет германской социал-демократии поручил члену партии и «выдающемуся ученому» (так его аттестует Бернштейн) Лео Аронсу исследовать оставшиеся математические и естественноисторические рукописи Маркса и Энгельса, чтобы указать, какие из них пригодны, для опубликования. Аронс, ло словам того же Бернштейна, отправился в Лондон и тщательно просмотрел все соответствующие манускрипты, из которых большая часть находилась у Элеоноры Маркс-Эвелинг, а другая часть — у Луизы Фрейбергер-Каутской. Свой отзыв Аронс сообщил лично Бернштейну, и этот отзыв, как и следовало ожидать, был совершенно отрицательным: по мнению Аронса, естественноисторические, или натурфилософские, работы Энгельса якобы устарели, а математический манускрипт Маркса представляет собой, дескать, ученическую работу. В свое оправдание Бернштейн говорил, что сомневаться в компетентности Аронса было нельзя, а искренность этого «прекрасного человека» (опять же по аттестации Бернштейна) тоже стояла вне всякого сомнения. Поэтому партия, по словам Бернштейна, — а под партией он подразумевал прежде всего самого себя, — отказалась от отдельного издания этих работ.