Андрей Зубов - Россия. 1917. Катастрофа. Лекции о Русской революции

Вот так, дорогие друзья, произошла эта удивительная революция. Революция, которая в принципе могла бы легко не произойти. Крупнейший русский историк М. М. Карпович в своей книге «Императорская Россия» (Нью-Йорк, 1932 год) написал: «Едва ли правомерно утверждать, что революция была абсолютно неизбежна. России предстояло решить много трудных и запутанных задач, но возможность их мирного решения отнюдь не исключалась. Война сделала революцию вероятной, но лишь человеческая глупость сделала её неизбежной» [15] М. М. Karpovich. Imperial Russia. 1801–1917. N. Y., 1932. P. 94–95. . Увы, с этим выводом приходится согласиться.

Я бы хотел закончить эту лекцию словами опытного политика, участвовавшего в Первой Мировой войне в ранге министра, иностранца, очевидца гибели Российской Империи в феврале 1917 г. – Уинстона Черчилля. В своём многотомном труде «Всемирный кризис», созданном через десятилетие после 1917 года, он писал:

«Несомненно, ни к одной стране судьба не была столь жестока, как к России. Её корабль пошёл ко дну, когда гавань была уже видна. Она уже выдержала шторм. Жертвы были принесены, труды завершены, когда всё было брошено. Отчаяние и предательство овладели властью, когда задача была уже выполнена. Долгие отступления закончились, снарядный голод был преодолён: поставки оружия лились рекой. Армия, защищающая протяжённый фронт, стала сильнее, стала больше и лучше вооружена… Оставалось только держаться. Поверхностная мода нашего времени – списывать царский режим как слепую, прогнившую, ни к чему не способную тиранию. Но изучение тридцати месяцев войны с Германией и Австрией изменит это легковесное представление и заставит обратиться к фактам. Мы можем измерить прочность Российской Империи теми ударами, которые она выдержала, теми бедствиями, в которых она выжила, теми неисчерпаемыми силами, которые она проявила, и тем возрождением, которого она достигала… Бремя последних решений лежало на Николае II. На вершине, где события превосходят разумение человека, где всё неисповедимо, давать ответы приходилось ему… Несмотря на ошибки большие и страшные, тот строй, который в нём воплощался, к этому моменту выиграл войну для России. Вот его сейчас сразят… его и любящих его предадут на страдание и смерть. Его действия теперь осуждают, его память порочат. Остановитесь и скажите: а кто другой оказался пригоднее? В людях талантливых и смелых недостатка не было, но никто не смог ответить на те несколько простых вопросов, от которых зависела жизнь и слава России» [16] W. S.Churchill. The World Crisis 1916–1918. Vol. 1.N.Y., 1927. P. 227–228. .

Итак, дорогие друзья, мы продолжаем отмечать столетие русской катастрофы. Лекцию назад мы говорили о днях Февральского переворота, и в основном наш взгляд был сосредоточен на Государе, на его отречении, на давлении на него. То есть мы были сосредоточены на том, как уходила прежняя власть. А теперь мы посмотрим на то, как приходила новая власть, что приходило на смену и как пришло.

Два эти процесса, естественно, шли параллельно, причём процесс формирования новой власти даже чуть-чуть опережал – это тоже естественно – разрушение и гибель прежней власти. Уже в ночь с 26 на 27 февраля 1917 года от имени Императора последний председатель Совета министров старой России Николай Дмитриевич Голицын подписал указ о перерыве в заседаниях Государственной Думы. Днём этот указ был зачитан самим депутатам. «Самоубийство Думы совершилось без протеста», – пишет П. Н. Милюков.

Впрочем, тут же 27-го во второй половине дня возникло стихийное совещание активных членов Государственной Думы, собралось где-то 50–70 человек. В соседнем зале Таврического дворца, рядом с залом заседаний Парламента, обсуждалось, что, собственно, делать дальше. За стеной была улица, которая бурлила, улица, на которой уже пролилась кровь, улица, которой уже никто не управлял, по крайней мере из представителей власти. То есть было полное ощущение революции. И в то же время думцы понимали, что они не могут выйти за пределы закона. Одно за другим предлагались решения. Первое – не признавать указ Императора, зачитанный им князем Голицыным, и возобновить заседания Думы. Это – безусловное неповиновение власти Императора. Другое – объявить Думу Учредительным собранием – это и того больше. Учредительное собрание – институт, который создаётся для учреждения государства. Старое государство в таком случае считается разрушенным до основания. А эти люди – думцы – были выбраны при старом режиме. Кто они такие, чтобы учреждать новое государство? Они имеют легитимность (слово «легитимность» нам ещё много раз придётся вспомнить), данную им старой властью, они выбраны народом и выбраны в орган, который образован в соответствии с Основными законами Российской Империи 1906 года. Так что превратить себя в Учредительное собрание думцы никак не могут: отказавшись от старого мандата, они теряют право и на новый.