Андрей Зубов - Россия. 1917. Катастрофа. Лекции о Русской революции

Только два человека среди высших начальников высказались решительно против отречения. Это командир корпуса гвардейской конной кавалерии генерал от кавалерии Хан Гусейн Нахичеванский и командир 3-го кавалерийского корпуса, полный Георгиевский кавалер, генерал граф Федор Артурович Келлер. Они оба написали, что они готовы предоставить свои войска на помощь Государю. Генерал Келлер написал, что он не верит, что решение об отречении принято Государем добровольно: «Вас принудили, Государь. Мы придём и вам поможем покончить с заговорщиками и бунтовщиками». Он собрал войска, войска согласились помочь. Но после этого его тут же, прямо 2 марта, отстранили от командования.

Служивший в корпусе графа Келлера Андрей Григорьевич Шкуро вспоминал: «Я получил депешу, – сказал граф Келлер, – об отречении Государя и о каком-то Временном правительстве. Я, ваш старый командир, деливший с вами и лишения, и горести, и радости, не верю, чтобы Государь Император в такой момент мог добровольно бросить на гибель армию и Россию. Вот телеграмма, которую я послал Царю (цитирую по памяти): „3-й конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрёкся от Престола. Прикажи, Царь, придём и защитим Тебя". „Ура, ура! – закричали драгуны, казаки, гусары. – Поддержим все, не дадим в обиду Императора". Подъём был колоссальный. Все хотели спешить на выручку пленённого, как нам казалось, Государя. Вскоре пришёл телеграфный ответ за подписью генерала Щербачева – графу Келлеру предписывалось сдать корпус под угрозой объявления бунтовщиком. Келлер сдал корпус Крымову и уехал из армии».

Интересно, что оба эти человека в православной российской державе были неправославными. Хан Нахичеванский был мусульманином, а генерал Келлер – лютеранином. Только лютеранин и мусульманин оказались верны русскому Государю до конца. Оба они, кстати, были убиты «при случайных обстоятельствах» в 1918 году.

Но вернёмся в первые дни марта 1917-го. Император записывает: «2 марта, четверг. Утром пришёл Рузский и прочёл свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко (речь идёт о судьбе Империи, а Государь с явной досадой пишет в дневнике о длиннейшем разговоре. – А. 3.). По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будет бессильно что-либо сделать, так как с ним борется социал-демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно моё отречение. Рузский передал этот разговор в Ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 2½ часа пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из Ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест».

Государь менее всего цеплялся за власть в эти дни. По воспоминаниям очевидцев отречения, он говорил: «Если я помеха счастью России и меня все стоящие ныне во главе её общественных сил просят оставить трон и передать его сыну и брату своему, то я готов это сделать, готов даже не только царство, но и жизнь отдать за родину».

Что касается переделанного манифеста, то всё очень просто. Родзянко предложил, и Шульгин с Гучковым согласились на обычный конституционный вариант – Цесаревич становится Императором при регенте Михаиле. 37-я и 38-я статьи Основных государственных законов – устанавливали чёткие правила наследования Престола Российской Империи, основывающиеся на так называемом принципе примогенитуры – «от отца к старшему сыну».

Но Государь решил поговорить со своим врачом лейб-медиком профессором С. П. Фёдоровым о здоровье наследника. Фёдоров сказал, что, скорее всего, после отречения Николаю Александровичу придётся расстаться с сыном Алексеем. Бывшего Царя вышлют за границу, а Алексей должен быть в России, он же станет Императором, пусть и при регентстве Михаила. Тогда Государь задаёт новый вопрос: «А как с его здоровьем? Распутин мне обещал, что он скоро поправится». – «Нет, – говорит профессор Фёдоров, – с точки зрения медицины он поправиться не может. С точки зрения медицины ему может быть лучше или хуже, он может прожить ещё много лет, но гемофилия ныне неизлечима».

После этого Государь принимает решение нарушить все законы Империи, в том числе и свою клятву при вступлении на престол, что будет свято соблюдать закон о Священном короновании, закон о престолонаследии, и решает отречься и за себя, и за сына в пользу Михаила – брата Михаила объявить Императором, а самому вместе с сыном уехать за границу. Опять же нарушить все законы ради того, чтобы остаться с собственным ребёнком, пусть и больным.