Принятые Ода Нобунага меры не только способствовали расцвету торговли в городе, где находилась его штаб-квартира, но и приобретали общегосударственное значение, вынуждали остальных феодалов проводить в своих призамковых городах аналогичную экономическую политику. Вместе с тем это давало возможность приступить к упорядочению денежно-финансовой системы, а следовательно, к улучшению общей экономической ситуации в стране, устранению разнобоя в ценах на товары и т. д. В денежном обращении находилось множество всевозможных денежных знаков, которые нередко признавались в одних провинциях или княжествах и не имели силы в других. Наряду с японскими в ходу были китайские медные монеты минской чеканки, а также корейские монеты. Особой популярностью пользовались «монеты юнлэ», служившие своего рода международной валютой, на которую в то время велась торговля в районе Восточной Азии, Индокитая и Южных морей [166] См.: Н. И. Конрад. Избранные труды. История, М., 1974, с. 453.
. Нередко находившиеся в обращении монеты становились объектом махинаций, когда из обращения изымалась полноценная монета и, наоборот, рынок наводнялся обесцененными деньгами. Нобунага ввел строжайшее наказание, вплоть до смертной казни, за финансовые махинации, связанные, в частности, с изъятием из обращения и припрятыванием полноценных монет, что усугубляло и без того тяжелое экономическое и финансовое положение страны.
Таковы некоторые аспекты экономической и социальной политики Ода Нобунага. Одни из них воплотились в реальные дела, другие оставались в планах, которые предстояло осуществить уже не ему, а продолжателям его дела. Признавая важность социально-экономических преобразований, осуществленных Ода Нобунага, некоторые японские историки не без основания обращают внимание на то, что при всей прогрессивности некоторых из них они тем не менее не выходили за рамки средневековья и, по существу, не меняли характера социальных отношений, существовавших в японском обществе XVI века. Да и сам Ода Нобунага оставался типичным средневековым феодалом [167] Ода Нобунага-но субэтэ, с. 138.
. При всем том многое из задуманного и осуществленного Нобунага содержало элементы того общества, развитие которого было ускорено благодаря усилиям его преемников, прежде всего Хидэёси, и которое выводило Японию на новый исторический рубеж перехода от средневековья к новому времени.
Если изменения, происшедшие в военной и социально-экономической областях, оказались не столь глубокими, то в политической структуре и феодально-административной сфере они были еще менее существенными. Здесь Ода Нобунага не очень-то преуспел, сохранив почти в неизменном виде прежнюю политическую систему и прежний механизм управления страной, хотя в аппарате управления появилось много новых людей, в том числе и из непосредственного окружения Нобунага. Как администратор он оказался не таким одаренным, а скорее всего он просто не хотел ничего менять. Правда, кое-какие перемены произошли и в этой области.
Лишив сёгуна политической власти и фактически заняв его место, Ода Нобунага тем не менее не провозгласил себя сёгуном. Чем объяснить столь, казалось бы, странное поведение Нобунага, тем более что его знатное происхождение вполне позволяло ему претендовать на самый высокий в ту пору титул в табели о рангах?
Некоторые японские историки, анализируя отношения между сёгуном Асикага Ёсиаки и Ода Нобунага, полагают, что последний первоначально не собирался свергать сёгуна и вполне мог довольствоваться должностью вице-сёгуна, которую попеременно занимали представители трех влиятельных феодальных домов, и что он, собственно, использовал сёгуна лишь для того, чтобы отстранить от власти эту могущественную феодальную группировку, сосредоточившую в своих руках слишком большую власть. [168] Такой точки зрения придерживался, в частности, Ханами Сакуми, который считал, что если бы Нобунага восстановил институт канрё (вице-сёгунов, или премьер-министров), существовавший при сёгунате Асикага, и вдохнул в него жизнь, то у него могли установиться с сёгуном вполне нормальные отношения (см.: Ханами Сакуми. Ода Тоётоми ниси-но тоицу дзигё (Единая линия Ода и Тоётоми). Токио, 1934, с. 15–16.
Но не таков был нрав у Нобунага, чтобы останавливаться на полпути. Он действительно вошел в доверие к сёгуну и использовал его расположение к себе, но не для того, конечно, чтобы стать вице-сёгуном и признать над собой чью-то власть. Действуя именем сёгуна, он меньше всего навлекал на себя подозрения других феодалов, которые, как и он, тоже мечтали войти с войсками в столицу и лишь ждали удобного случая. В этом отношении Нобунага оказался и хитрее и проворнее их. Все было обставлено так, что его войска вошли в столицу по просьбе сёгуна, и поэтому никто не мог воспрепятствовать этому. Некоторое время Нобунага, усыпляя бдительность своих врагов, демонстративно показывал свою лояльность и даже преданность традиционным институтам власти — сёгуну и императорскому трону. Но это продолжалось недолго. Как только представился случай, как только он почувствовал, что у него достаточно сил, чтобы самому полностью контролировать ситуацию, он тут же воспользовался этим и отстранил сёгуна и все его окружение от власти.
Читать дальше