Ахмед Искендеров - Тоётоми Хидэёси

Гунки имели еще одну важную особенность, связанную с тем, что они отразили процесс децентрализации литературы. Если до их появления книги писались только в столице и их авторами выступали, как правило, представители придворной аристократии, то в эпоху возвышения самурайства, когда на окраинах старой, разрушавшейся родовой монархии возникали и быстро набирали силу новые феодальные династии, создавая основу для установления в стране военно-феодального режима, управляемого верховным военным правителем — сёгуном, литература стала появляться не только в столице, но и на периферии. Говоря об этой тенденции, американский исследователь японской культуры Д. Кин обращает внимание лишь на то, что такая литература, лишенная тем не менее местного колорита, создавалась теми, кто сам отошел или был отстранен от прежних позиций в обществе и вел, в сущности, затворническую жизнь [99] См.: D. Keene. Japanese Literature. Tokyo, 1977, с. 82. .

Но не в этом или не только в этом дело. Если иметь в виду гунки как вид литературы для самураев и о самураях, то в них действительно нашли отражение не только «местные» события, т. е. борьба поднимавшегося нового сословия против придворной знати, борьба, которая начиналась из глубинок страны и, постепенно наращиваясь, вовлекала в свою орбиту все новые районы и силы, пока самурайство окончательно не укрепилось у власти. В создании этой литературы определенным образом участвовали местные авторы, если не в роли писателей, то по крайней мере в качество собирателей исторического материала, который явился основой для гунки и в какой-то мере для толкователей этого материала.

К лучшим из гунки, появившимся в средневековой Японии, относятся «Повесть о доме Тайра» («Хэйкэ-моногатари») и «Повесть о Великом мире» («Тайхэйки»). Первая из них рассказывает о возвышении и падении дома Тайра, достигшего своего расцвета при Киёмори, деятельность которого приходится на вторую половину XII века. Однако после его смерти в 1181 году феодальная династия Тайра быстро угасла, утратила свои позиции и уступила место более сильному феодальному дому Минамото. Полная драматизма, жестокая и кровопролитная борьба двух самых могущественных в ту пору феодальных домов, каждый из которых претендовал на верховную власть в стране, составляет содержание этой эпопеи. В несколько иной интерпретации та же история повествуется в другой гунки — «Повесть о расцвете и гибели домов Тайра и Минамото» («Гэмпэй сэйсунки»), которая является одной из версий «Хэйкэ-моногатари».

«Повесть о Великом мире» рассказывает о событиях, связанных с борьбой двух императорских династий — Северной и Южной, каждая из которых считала себя единственно законной наследницей трона. В ней воспеваются подвиги верного и преданного самурая Кусуноки Масасигэ, который встал на защиту императора Годайго и смело выступил против презренного предателя и изменника — крупного феодала Асикага Такаудзи, узурпировавшего императорскую власть. Кусуноки Масасигэ предстает в этой гунки как олицетворение высочайшей преданности трону, как воплощение лучших черт и качеств самурая.

Вплоть до второй мировой войны официальная японская историография изображала Такаудзи как личность самую гнусную, мерзкую и предательскую за всю японскую историю. И, наоборот, Кусуноки Масасигэ служил образцом благороднейшего и честнейшего самурая, до конца выполнившего свой долг. Особенно часто использовалась для этого сцена, в которой описано, как Кусуноки Масасигэ, перед тем как выступить в последний бой под Минатогава, в котором он погибает, обращаясь к своему малолетнему сыну Масацура, говорит о том, что не задумываясь готов принести себя в жертву во имя трона, но хотел бы умереть с полной уверенностью, что наступит день — и его сын займет его место в борьбе за правое дело императора. [100] ««Не помысли сравнивать и выбирать между счастьем и несчастьем, между благополучием и страданием, — приводит слова Масасигэ, обращенные к сыну, автор «Нихон гайси». — Не помысли уклониться к выгоде и забыть свой долг, обратив в ничтожество этим верность и преданность отца твоего властелину его… Принеси себя в жертву за благо государства: пусть будет для тебя впереди смерть одна, и ничего больше…» С этими словами он передал Масацура пожалованный когда-то Масасигэ императором драгоценный меч и, простившись, расстался с ним». См.: В. М. Мендрин. История сёгуната в Японии. Кн. 5, с. 51.

В военных эпопеях, особенно в «Повести о Великом мире», довольно много мест, которые можно толковать как восхваление императора и императорской власти, преклонение перед троном и т. д. Тем не менее вряд ли следует преувеличивать эту линию в гунки. В главном они все-таки были нацелены на оправдание и восхваление новой военно-феодальной диктатуры в лице сёгуна и крупных феодалов. Сёгуны тоже любили подчеркивать, что действуют от имени и по поручению императора, и всячески демонстрировали свою лояльность в отношении его. Но это вовсе не отражало их действительных намерений.