Ахмед Искендеров - Тоётоми Хидэёси

Китайское командование делало вид, что готово к активным боевым действиям, и даже провело, как уже говорилось, ряд успешных операций, вынудивших японские войска отступить с занимаемых ими позиций на севере Кореи, в том числе оставить Пхеньян. Однако дальше этого оно не пошло, не стало преследовать отступавшего и сильно ослабленного противника, позволив ему уйти от полного разгрома и закрепиться в Сеуле, стянуть туда остальные свои воинские подразделения. Между тем освобождение Сеула, на чем настаивало корейское командование (такая возможность представлялась вполне реальной), могло рассечь японские войска, дислоцированные в районе Хэджу, Кэсона и Сеула, привести к полному их разгрому и фактическому освобождению всей захваченной японской армией корейской территории.

Вместо этого китайское командование, продолжая для видимости военные действия, которые больше напоминали военные игры, за спиной корейской стороны и легко поступаясь чужими интересами, вело линию на заключение мира с японцами. Еще на дальних подступах к Пхеньяну командование китайских войск, прибывших в Северную Корею для отражения японской агрессии, начало зондировать почву относительно возможности заключения мира с Японией, не вступая в вооруженное столкновение с ее армией. В западной историографии широко распространено мнение, что такую позицию китайского командования следует рассматривать всего лишь как тактическую уловку, как своего рода военную хитрость, рассчитанную на то, чтобы ввести противника в заблуждение, усыпить его бдительность, выиграть время, а затем нанести ему сокрушительный удар. [553]

Эта «хитрость» китайского командования позволила японским войскам избежать полного разгрома, сохранить значительные силы, перегруппировав их и сконцентрировав в укрепленном районе на юге страны, создав там плацдарм, откуда, получив новые подкрепления, можно было бы вновь развернуть военные операции. В более широком смысле позиция китайского командования не только не приблизила окончание войны, хотя такая возможность была вполне реальной, но на ряд лет отодвинула его.

Если уж говорить о военной хитрости, то ее проявило скорее японское командование, которое прекрасно понимало, что соотношение сил и вся обстановка на фронте резко изменились не в пользу японской армии и что в этой ситуации необходимо вести дело к мирным переговорам, иначе не избежать поражения. Именно неожиданное для Японии изменение ситуации на фронте и начавшееся отступление японских войск заставили Хидэёси отложить свою посадку в Корею. Понимал он это или нет, но его мечта въехать как победитель на белом коне в Корею и Китай становилась все более иллюзорной. Хидэёси, несомненно, знал, что обстановка на корейском фронте развивается не в пользу японской армии. Об этом свидетельствует его письмо Кобаякава Такакагэ, в котором, в частности, говорилось: «Я приказываю тебе, чтобы ты, не останавливаясь в Сеуле, направлялся на переднюю линию фронта. Поистине сожалею, что нам не удалось сохранить и укрепить наше господство над захваченными районами» [554]. Это письмо, датированное январем 1593 года, можно, пожалуй, рассматривать как фактическое признание если не окончательного провала, то, во всяком случае, крушения авантюристических планов Хидэёси закабалить Корею и Китай.

Кониси Юкинага, который, собственно, по своей инициативе вступил в мирные переговоры с китайским командованием, дабы не допустить полного разгрома японских войск, делал все для того, чтобы склонить Хидэёси к заключению мира на условиях, которые, как он расписывал, должны были вполне отвечать интересам Японии и удовлетворить властолюбивые амбиции Хидэёси. Речь шла о том, что китайский императорский двор признает за Хидэёси титул вана (короля), что Кониси произвольно толковал как фактическое признание за Японией сюзеренных прав над Китаем, который в результате этого становился чуть ли не вассалом Японии. Китайский же представитель на переговорах Чэнь Вэйцзин информировал китайский двор таким образом, будто речь шла всего лишь об удовлетворении просьбы японской стороны присвоить правителю Японии титул вана и разрешить ему в качестве вассала поставлять минскому двору ежегодную дань.

Чтобы окончательно успокоить Хидэёси, Кониси уверял его, что китайское командование согласилось также с тем, чтобы четыре южные провинции Кореи полностью отошли к Японии. Хидэёси требовал, чтобы ему в жены была отдана минская принцесса, и чтобы в качестве заложников при нем находились корейские принцы. Однако эти его требования, как и условие, связанное с передачей Японии южных корейских провинций, не были даже доведены до сведения китайского правительства [555].