Яков Шафирович - Письма из Карелии 1941—1944

О чем только не говорили, о чем не философствовали! Я так доволен остался, что и описать трудно.

Ну, дела мои идут хорошо. Все раны зажили как на хорошой дворняжке. Что с левой коленкой ни я, ни врачи не хрена не знают. Сгоряча загипсовали, а что там — неизвестно. Когда снимут гипс, увидим. Может там ничего не повреждено, а может и повреждено. Может быстро вылечусь, а может придется в Ногинск ехать. Пока нахожусь в небытие. Числа 1 февраля гипс снимут. Тогда я здесь сумею получить полную информацию относительно моей коленки. А сейчас ничего не болит — чувствую себя прекрасно.

Ну, а как идут дела у вас? Интересно, как дела с печкой, починили? А дров, вероятно хватило с грехом до января, а теперь как выходите из положения? А как Лялька с чадами? Пиши обо всем поподробнее. Надо набраться сил и пережить последнюю (можешь мне поверить) военную зиму. Осенью Берлинский спрут лопнет, под натиском русского штыка — таково мнение великого стратега (!) — меня!!! Да, не вздумай опять писать письма в го-ль, да думать о поездке ко мне. Я убедился, что на это у тебя шариков более чем хватает. Ну, пока.

Привет — Я.

71.

Здравствуй, мама!

Получил сегодня первое от вас письмо от 28.1.43. Все там, конечно, выглядело, как я и ожидал. Очень меня тронула ваша скорбь, описание получения письма с роковым известием и прочее. Я считаю, что чувства невозможно выразить словами, тем более письмом. Всегда это выходит фальшиво, шаблонно. Поэтому я предпочитаю передавать свои чувства к людям взглядом и другими средствами. Но, нужно отдать Наде справедливость, ее описание меня тронуло, так я описанное очень ярко представил перед своими глазами: как мама читала письмо и т. д. Я как бы на миг перенесся в наш незабываемый, с ветром из всех щелей, домишко. Надя спрашивает, как меня стукнуло, все подробности. Я отлично все помню, т.к. по давнишней театральной привычке привык следить за собой как бы со стороны. Ходило нас в разведку 16 человек и такой малой группой вели бой около 3 хчасов. Дошло дело даже до артиллерии. Несмотря на то, что мы действовали на льду озера у их берега, несмотря на, буквально, шквал огня мы задание выполнили успешно. Но в последние минуты боя меня что то подкинуло и бросило на снег (от иступления я не слышал ни выстрелов, не разрывов). Я ощупал себя дырок и мокроты нигде не обнаружил и пошел продолжать выполнение приказа. Боли я никакой не чувствовал, но голова стала мутиться, хотелось лечь. Я опять себя ощупал: что, думаю, если приду, а и не ранен — ведь позор — кто тогда поверит, что не просто струсил. Крови опять не нашел, но слабость давала себя знать все сильнее. Тогда я оставил за себя заместителя и пошел. Как мне хотелось лечь! Три раза я ложился, но заставлял себя вставать. Когда я почувствовал, что живот колит, мне стало, помню, так жалко самого себя, что вот дойду и там умру, ведь в живот — это дело весьма серьезное. Как бы то ни было, под конец, оглашая воздух таким матом, какого в Ногинске и не слыхивали, я проделал эти полтора километра, которые отделяют нас от фашистов. Ко мне подбежал капитан, обнял меня под руки и отвел в землянку. Там санинструктор раны перевязал, из которых кровь совсем, почему-то не текла. Они были все вот такими: [ нарисован овал 5х7 мм ].

Затем меня положили в лодочку и восьмерке полярных собак отправили дальше в тыл. Ну дальше медсанбат, госпиталь — все обычным порядком. Дней 8 t° была 38°—39°, но настроение меня никогда не покидало. Врачи помню даже удивлялись: «всегда он улыбается». Вот только больно, когда отдирают повязки, но я придумал, что чем орать, лучше петь, вот и на операционном столе к общему изумлению и удовольствию, такие трели выводил!.. Затем незабываемая встреча с Васей и, наконец, этот госпиталь, старые знакомые. Приехав я послал телеграмму тебе, Саше и Инне — мне ее письма нравятся. Первой получил от Инны, затем от тебя, а от Саши нет. Очевидно он переехал. Если можно — узнай его адрес у Марты. Оказалось, что Инна не менее глупа, даже более чем ты (покорнейше прошу извинения): она еще послала и начальнику го-ля телеграмму: «Сообщите данные» такого-то. Ко мне нач. и принес ее. В прошлом году твое письмо, теперь вот телеграмма. Мне прямо таки неудобно было страшно. Вчера он опять пришел к нам и сказал, что написал ей письмо. А кто, говорит, это? Я, говорю, знакомая. Он расхохотался и спрашивает ребят «Что это за знакомая что мне телеграммы пишет?» Одним слово все с ним согласились, что это «невеста». Вот потеха!