Петр Черкасов - Александр II и Наполеон III. Несостоявшийся союз (1856–1870).

Обе страны связывали тесные политические и династические узы. Один из сыновей Екатерины Медичи, Генрих Анжуйский, в 1573 г. был даже избран королем Польши, откуда через год, обманув поляков, тайно бежал во Францию, где открылась более привлекательная вакансия, и где он стал править под именем Генриха III. Спустя полтора столетия, в 1725 г., 15-летний Людовик XV, по настоянию тогдашнего регента, герцога Бурбонского, сочетался браком с 22-летней Марией Лещинской, дочерью изгнанного из Польши короля Станислава. А спустя еще двадцать лет, дочь короля Польши Августа III Саксонского стала супругой дофина, наследника французского престола.

Франция неоднократно, хотя и не всегда последовательно, но всегда демонстративно, выступала защитницей Польши от покушений на ее территориальную целостность со стороны более сильных соседей – России, Австрии и Пруссии. Тем не менее, по разным причинам, она не предприняла никаких решительных действий, чтобы не допустить ликвидации Польши как независимого государства в результате трех разделов – в 1772, 1793 и 1795 гг.

«Франция, – отмечал французский историк, – не всегда проводила в отношении Польши политику рыцарской дружбы и бескорыстия, как это услужливо повторяет пропаганда, заботящаяся лишь о том, чтобы увековечить полезное вопреки истине…

Министры наших королей имели в виду исключительно интересы своей страны и никогда не руководствовались соображениями сентиментального свойства. Они были хорошо информированы о том, что происходит в Польше; они холодно осуждали происходящее там и оказывали ей поддержку в самой незначительной степени» [495] Martel R. La France et la Pologne. Realites de l’Est Europeen. R, 1931. R 3, 6. Французский историк имеет в виду хроническую анархию, царившую в Польше вследствие непрекращавшейся борьбы между магнатско-шляхетскими кланами, нередко инициировавшими иностранные вмешательства. «Нужно ли после этого удивляться, – резюмировал Р. Мартель, – что Польша была средством, а не целью, объектом сделок, разменной монетой даже для Франции». Ibid. Р. 4. .

Даже Наполеон с его попыткой создания герцогства Варшавского (1807–1815) как прообраза возрожденной Польши, преследовал, прежде всего, интересы своей империи. Польша, во всяком случае, до 1812 г., была для него разменной картой в игре с Александром I, в переговорах с которым он неоднократно увязывал польский вопрос с женитьбой на младшей сестре царя, в чем ему было отказано.

Как у самого императора французов, так и у его сподвижников, можно найти немало свидетельств того, что Наполеон не рассматривал всерьез восстановление Польши в ее исторических границах и в ее былом значении. Она могла быть лишь составной частью наполеоновской империи.

Как бы то ни было, поляки, принявшие самое активное участие в походе Великой армии в Россию, навсегда остались признательны Наполеону и Франции за отмену крепостного права, ликвидацию сословного неравенства и введение Гражданского кодекса («Кодекса Наполеона») на территории герцогства Варшавского. Они искренне верили в то, что Наполеон поможет им возродить независимую Польшу в ее прежнем величии.

В то время как во внешней политике Франции «польский вопрос» всегда был подчинен собственным государственным интересам, диктовавшим постоянные компромиссы с другими участниками европейского концерта держав, во французском гражданском обществе издавна существовала искренняя солидарность с народом Польши, мечтавшим о национальной независимости. Такое противоречие в полной мере проявилось во время польского восстания 1830–1831 гг.

Франция, отвергнувшая в июле 1830 г. режим Реставрации Бурбонов, требовала от «короля-гражданина» Луи-Филиппа и его правительства решительной поддержки восставших поляков. Однако пришедшие к власти либералы и сам король, озабоченный устойчивостью своего «республиканского трона», не пошли навстречу общественным настроениям. Выразив осторожное осуждение карательных действий русских войск в Польше, Июльская монархия этим и ограничилась, отвергнув саму возможность военного вмешательства в дела «русской» Польши. Глава либерального кабинета Казимир Перье заявил 11 сентября 1831 г. в Палате депутатов: «Франция никому не даст право принуждать себя сражаться за другой народ; французская казна, как и французская кровь, принадлежат только Франции» [496] Ibid. Р. 33. . При голосовании большинство депутатов (214 человек) поддержали позицию правительства. За оказание военной и иной помощи восставшим полякам высказался 161 депутат. Таким образом, преобладавшие во французском обществе полонофильские настроения не нашли поддержки у правительственного большинства Палаты депутатов.