Петр Черкасов - Александр II и Наполеон III. Несостоявшийся союз (1856–1870).

Инструктируя посла относительно его дальнейших действий и манеры поведения с тюильрийским двором, Горчаков настаивал на сохранении Киселевым всей возможной безучастности в связи с изменением в настроении Наполеона. «Было бы ниже нашего достоинства и ни в коем случае не на уровне нашего могущества высказывать беспокойство по поводу преходящего недовольства, – подчеркнул Горчаков, – и если император Наполеон рассчитывал вызвать среди нас тревогу по этому поводу, надо чтобы он обманулся в своем расчете; ничто не будет так способствовать этому, как полное спокойствие с вашей стороны и продолжение прежних отношений.

Наш августейший монарх сознает, что он честно выполнил обещания, данные императору Наполеону, – продолжал министр. – Дипломатические действия кабинета, управляемые волей его императорского величества, пошли дальше того, на что император Наполеон мог надеяться, и это не только в смысле усилий, но и в смысле успеха. Мы не поколебались ослабить и почти, мог бы сказать, скомпрометировать, наши добрые отношения с Германией, которые сумели установить, благодаря нашим настойчивым усилиям, со времени Парижского мира, и это только для того, чтобы оказать с этой стороны императору Наполеону поддержку, действенность которой доказана фактами, хотя это не предписывалось нам каким-либо национальным интересом» [426] Там же. С. 246. .

Послу поручалось сделать все возможное для того чтобы «вернуть его (Наполеона. – П.Ч.) к более верной оценке взаимных позиций». «Императору Наполеону, – писал Горчаков, – придется покориться необходимости принимать вещи таковыми, каковы они есть: характер нашего августейшего монарха во всем его величии и твердости, Россию во всем ее могуществе. Мы желаем оставаться его союзниками – союзниками искренними, лояльными, не обещающими больше того, что мы желаем сдержать, добросовестно выполняющими то, что мы обещали, но мы никогда не снизойдем до роли соучастника. Наши национальные интересы указали нам на необходимость сердечного согласия с Францией, как на базу рациональной политики; мы останемся верными этому, так как мы никогда не упускали из виду служение этим интересам. Одним словом, – резюмировал министр, – император французов найдет нас всегда на своей стороне во всех вопросах, в которых это будет выгодно Франции и не будет в ущерб России, но не следует рассчитывать на нас, как на орудие в комбинациях личного честолюбия, из которых Россия не извлечет никаких выгод, а еще меньше – в таких, которые могли бы нанести ей вред» [427] Там же. .

Спокойствие, предписанное послу, не распространялось на возможные «комбинации» французской дипломатии, прямо идущие вразрез с интересами России, в частности, в Восточном вопросе. Киселеву поручалось внимательно следить за развитием отношений Франции с Англией и Австрией. «Благоволите поэтому посвятить всю свою бдительность тому, чтобы подметить всякий признак, который может проявиться в этом отношении, и сообщите нам об этом, не заботясь о кажущейся незначительности какой-либо подробности», – предупреждал Горчаков.

Далее он продолжал: «Нашему августейшему монарху было бы прискорбно чувство доверия, которое он питает к императору Наполеону, заменить недоверием или даже сомнением… Но неожиданности в действиях императора Наполеона и резкие перемены не позволяют полагаться с уверенностью на равномерный ход его политики. Позволить личным чувствам руководить собой при подобных обстоятельствах, значило бы упускать из виду положительные интересы империи. Быть бдительным – такова теперь наша первая обязанность. Мы не пойдем в настоящий момент дальше, но если мы получим доказательство, что, несмотря на последовательную лояльность нашей политики, в Париже возникают комбинации, противоречащие интересам России, мы можем оказаться вынужденными со своей стороны на комбинации, которые отклонялись бы от общей политики, проводимой нами со времен Парижского трактата. Это было бы временно навязанной нам необходимостью, которой мы подчинились бы лишь с сожалением, потому что, повторяю, мы продолжаем считать, что Франция, проникнутая сознанием своих насущных интересов, была бы всегда лучшей союзницей России» [428] Там же. С. 247. .

Такова была скорректированная в результате войны 1859 г. позиция России в отношении Франции. В ней четко обозначилось желание Александра II продолжать курс на «сердечное согласие» с Наполеоном III при условии, что это согласие не будет наносить ущерба национальным интересам России. Именно в таком направлении действовала дипломатия Горчакова, не позволившая втянуть Россию в австро-франкоитальянский военный конфликт, как того желал Наполеон III. При этом Россия строго выполняла те обязательства, которые были зафиксированы в секретном соглашении 3 марта 1859 г.