Коллектив авторов Биографии и мемуары - Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников

Он был чрезвычайно добр и сердечен. Надо было видеть нежное участие, какое он оказывал донцу Сухорукову, умному, образованному и чрезвычайно скромному литературному собрату, который имел несчастие возбудить против себя гонение тогдашнего военного министра Чернышёва, по подозрению в какой-то интриге, по делу о преобразовании войска Донского. У него, между прочими преследованиями, отняты были все выписки, относившиеся к истории Дона, собранные им в то время, когда он рылся в архивах, по поручению Карамзина. Пушкин, узнав об этом, чуть не плакал и всё думал, как бы, по возвращении в Петербург, выхлопотать Сухорукову эти документы. Но не таков был Чернышёв: он в том же году доконал окончательно свою жертву. Сухоруков состоял при главнокомандующем, который оценил его и взял из фронта к себе. Этого было достаточно для злобы Чернышёва, чтоб послать за ним фельдъегеря, прибывшего в Тифлис ночью, взявшего его с постели и в ту же ночь увезшего на Дон в станицу, без права выезда из неё. Фельдмаршал ничего не знал и был, разумеется, сильно оскорблён таким поступком, но сделать ничего не мог в пользу сосланного. Кстати, приведу здесь и другой у нас подвиг министра Чернышёва. Известно, что его сильно соблазнял майорат в двадцать тысяч душ, следовавший по наследству графу Захару Григорьевичу Чернышёву, молодому кавалергарду, попавшему в число декабристов. Захар Чернышёв, как я знаю от него самого, вовсе не заслуживал быть отнесённым к главному разряду виновных; но конкурент на его майорат успел упрятать его в каторгу. С самого первого шага генерал Чернышёв, как видно, возымел уже вожделение к лакомому наследству и, в заседании следственной комиссии, которой был членом, хотел публично заявить о своём родстве с графом. Когда был приведён граф Захар к допросу, генерал Чернышёв встретил его громким возгласом: «Comment, cousin, vous êtes coupable aussi?» Ha это молодой человек, вспылив, отвечал тоже громко: «Coupable peut-être, mais cousin jamais!» [492]Слова: coupable peut-être, были приняты за сознание, и непрошенный родственник настоял на его осуждении в каторгу. Я привожу этот случай со слов самого Захара Григорьевича. Когда же сей последний по окончании двухлетнего срока каторги был с поселения в Якутске переведён на Кавказ, то министр Чернышёв, опасаясь возможности его выслуги и затем, может быть, его полного прощения, прибегнул к следующему средству: он прислал к нам своего адъютанта, рыжего Б[утурлина], чтоб поймать на чём-нибудь и повредить настоящему наследнику майората. Б[утурли]на я знал по Московскому университетскому пансиону, где он был нетерпим товарищами за наушничество директору Антонскому, покровительством которого пользовался в особенности. По приезде его к нам в лагерь, я предупредил всех, кого следовало, чтоб были с ним осторожны, и эта осторожность соблюдалась всеми, так что придраться было не к чему. Но из Эрзерума Раевский, по неудовольствию с фельдмаршалом, отправился в Тифлис с конвоем от Нижегородского драгунского полка. К нему напросился в конвой и Захар Чернышёв. Ловкому соглядатаю Б[утурлину] это было как раз на руку. Проведав об отъезде Раевского и, конечно, о том, что с ним отправился и Захар Чернышёв, он, дав им уехать вперёд, пустился за ними вдогонку и догнал их, как бы нечаянно, на бивачном ночлеге, где застал Захара Чернышёва и ещё двух разжалованных в одной палатке с своим генералом. Здесь он попросил позволения продолжать путь вместе. Делать было нечего: выхода из ловушки не оставалось. Государственные преступники продолжали есть и пить на одном с своим генералом ковре. Данных для поручения Б[утурлина] было достаточно. По приезде в Тифлис, он тотчас же послал донос своему министру и затем генерал Раевский, по высочайшему повелению, за допущение таких отношений с государственными преступниками, был арестован, с часовым у дверей; а всех декабристов приказано было раскассировать по полкам, так чтобы не было их в одном полку более двух. [493]Вероятно в то же время Б[утурлин] донёс и о Сухорукове, как о принятом фельдмаршалом в своё собственное покровительство. Но клад всё-таки не дался в руки искателю: государю было известно, что между графским родом Чернышёвых и Чернышёвым-министром не было ничего общего. Чтоб отделаться от назойливых притязаний временщика, государь отдал майорат старшей сестре Захара Чернышёва, Кругликовой, присоединив к фамилии её мужа и фамилию Чернышёвых, с графским титулом. [494]

Я рассказал этот вводный эпизод как любопытный материал для истории того времени.