Александр Чубарьян - Канун трагедии [Сталин и международный кризис - сентябрь 1939 - июнь 1941 года]

Сталин был настолько раздражен реакцией Англии и США на советско-финскую войну, что как будто не обратил внима­ния на жетский отказ Гитлера в Берлине, когда Молотов пред­ложил довести прежнюю договоренность о судьбе Финляндии до конца. Фюрер тогда цинично сказал главе советского прави­тельства: "Вы и так много заполучили в Прибалтике и в Восточ­ной Европе". Этот, по терминологии Г. Городецкого, "самооб­ман" помешал Сталину и его соратникам объективно оцени­вать события почти вплоть до конца 1940 г.

В историографии существуют различные точки зрения по поводу того, когда в Москве началась подготовка к так называ­емой наступательной войне. Да и сам термин "наступательная война" также получил неоднозначное толкование. А.В. Суворо­ву и его сторонникам он служит доказательством подготовки советским правительством превентивного удара по Германии, при этом называется даже дата — 6 июля 1941 г. 5Для ряда ис­следователей переломной датой называется известная речь Сталина на приеме выпускников военных академий 5 мая 1941 г. Существует, однако, и довольно распространенное мне­ние, что Сталин полностью не осознал опасность надвигаю­щейся войны и не принял должных мер к отражению агрессии. В этой общей палитре взглядов есть и такие: действия советско­го руководства были, несомненно, правильными, и ему просто не хватило времени для подготовки к войне.

Мы не имеем документов, которые могли бы подтвердить или отвергнуть ту или иную точку зрения. Нам представляется, что осознание советским руководством надвигающейся опас­ности не может быть сведено к какому-либо дню. Накопление негативной информации началось, видимо, где-то в конце лета 1940 г. А серьезной отправной точкой стали итоги визита Моло­това в Берлин в ноябре 1940 г. и германское продвижение на Балканы. Уже в октябре, как отмечает В.А. Невежин, в совет­ских средствах информации начали прослеживаться антигер­манские нотки 6. По данным советской разведки, на столе у Сталина стали появляться донесения о возможной подготовке в Германии к нападению на СССР.

Явные советско-германские противоречия в сфере эконо­мических связей также не могли не озадачивать Кремль. Нако­нец, не только результаты переговоров Молотова в Берлине, но само поведение Гитлера явно свидетельствовали о переменах в планах нацистского руководства. Мы не располагаем точными сведениями, стало ли Сталину немедленно известно об одобре­нии Гитлером плана "Барбаросса" в декабре 1940 г., но, несом­ненно, какая-то информация о его существовании не могла не дойти до Кремля.

В конце 1940 —начале 1941 г., как уже неоднократно отмеча­лось, Германия явно устремилась на Балканы. Присоединение Венгрии и Румынии к тройственному пакту, жесткий ультима­тум Болгарии, твердый отказ от признания в этой стране совет­ских интересов и в итоге ее присоединение к пакту, а затем и ввод германских войск в Болгарию наглядно демонстрировали тот факт, что Германия прибирала к рукам Балканский регион. Она действовала вкупе с Италией в противовес Англии, абсо­лютно, причем уже открыто, не считаясь с Советским Союзом и даже не желая выслушивать его мнение. В Москве понимали, что, проиграв в Болгарии, решившись на прямое обращение к болгарскому руководству, минуя Берлин, СССР лишается едва ли не последних рычагов противодействия Германии.

Оставалась только одна страна, с помощью которой еще можно было вести борьбу, — Югославия. Но, как известно, от­чаянные попытки Москвы сохранить свое влияние в Белграде, в результате заключения договора, быстро были пресечены Германией, которая добилась свержения правительства Юго­славии и затем также ввела туда свои войска.

Таким образом, в сфере геополитики и дипломатии совет­ские возможности были исчерпаны. В области двусторонних экономических и даже политических отношений взаимные упреки и обвинения явно влияли на общий климат взаимоотно­шений. В то же время для общественности обе стороны продол­жали, хотя теперь гораздо реже, делать заявления о сохране­нии линии на сотрудничество и добрососедские отношения. Впрочем, они делали это вплоть до 22 июня 1941 г.

Посол Шуленбург во время встреч с Молотовым и другими советскими деятелями мало скрывал свое беспокойство и фак­тически намекал на приближающуюся опасность и на воинст­венные настроения в Берлине 7. Об этом же, хотя и в осторож­ной форме (зная о настроениях Сталина) неоднократно писал в Москву и советский посол в Берлине 8.