Обращение в стихах — «мой милый» — может быть адресовано кому-то одному, Дельвигу например; но скорее всего это поэтическое обращение, равно относящееся ко всем — Кюхле, Корсакову, Илличевскому, Горчакову, Пущину, Данзасу, Ване Малиновскому…
А ты, повеса из повес,
На шалости рожденный,
Удалый хват, головорез,
Приятель задушевный.
Бутылки, рюмки разобьём
За здравие Платова,
В казачью шапку пунш нальём —
И пить давайте снова!..
1814
Ты, наш казак и пылкий и незлобный…
1825
Вслед за Пушкиным разнообразный хор воспоминателей наблюдает пылкость, незлобность Ивана Малиновского…
Бешеный — скажет о нём Корф, но потом всё же наговорит много хорошего.
В «национальной песне» — сценка на уроке:
С игрушкой кис
Кричит: ленись!
Я не хочу учиться;
Сосед казак,
Задав кулак,
Другим ещё грозится.
«Добросердечен, от вспыльчивости всеми мерами старается воздерживаться, скромен, бережлив, вежлив, опрятен и весьма любит учение» — это отзыв гувернёра Чирикова: строки, может быть, уж чересчур «добрые», так как адресованы директору Малиновскому и посвящены его сыну. Однако вот более холодный и независимый Кошанский:
«Иван Малиновский особенно отличается вниманием и способностями. Его редкое прилежание не столько происходит от соревнования, сколько от чувствования собственной пользы».
Учитель словесности замечает одно качество, во многом определившее жизненный путь Ивана Малиновского: отсутствие честолюбия, «чувства соревнования». Один из надзирателей назовёт его «Саншо Пансо» (то есть Санчо Панса) — подразумевается, что Малиновский так же сыплет на каждом шагу народными пословицами и поговорками, как славный герой Сервантеса. Иван Малиновский же, узнав о том, отвечает: «Что ж худого-то, понабрал я их, а они и пригодятся — мал золотник, да дорог». Так и пройдёт он по жизни добрым, душевным, достойным человеком; но решительно не примет весьма улыбавшуюся карьеру: в 27 лет будет полковником гвардии, но не захочет стать генералом — и никогда о том не пожалеет, рассылая друзьям из глухой провинции длинные письма (из-за дикого почерка и сложной манеры выражаться их мало кто поймёт больше чем наполовину).
«Известие о взятии Парижа .— Смерть Малиновского — безначалие. Чачков, Фролов» («Программа записок»).
Весть о взятии Парижа и окончании войны 19—31 марта 1814 года ещё не успела дойти до Петербурга, как умер на 49-м году жизни директор Василий Малиновский. В последние годы ему, человеку доброму, мягкому, чистому, было особенно нелегко служить, «не прислуживаясь…».
Учеников не выпускали из Лицея в Петербург, но на похоронах директора, что состоялись на Охтенском кладбище, кроме министра Разумовского и всех служащих Лицея присутствовали пять воспитанников.
Дочь Ивана Малиновского много лет спустя со слов отца расскажет:
«Уже на кладбище, когда опускали гроб в могилу для вечного успокоения, то Пушкин первый подошёл к своему другу Ивану Малиновскому, чтобы его утешить в его горе, и здесь, перед не засыпанной ещё могилой отца, они как бы поклялись в вечной дружбе».
Смерть отца была тяжёлым ударом для большой семьи (мать скончалась ещё раньше): Иван был старшим, кроме него оставалось двое братьев и четыре сестры; одна из них, Анна, станет женой декабриста Розена и разделит с ним сибирское заточение. Другая, Мария, выйдет замуж за Вольховского…
С 1814 года дом Малиновских — дом сирот. Скоро ощутит своё сиротство и весь Лицей…
Первое время после смерти Василия Фёдоровича должность директора исправлял Гауеншильд, имевший привычку вечно жевать лакрицу. Даже самый верноподданный и несклонный к бунтарству Модест Корф вспомнит позже:
«Гауеншильд был, может быть, столь же хороший профессор, сколько он был дурным учителем и ещё худшим директором. Родом из Австрии, он не нравился нам уже потому, что был немец и очень смешно изъяснялся по-русски. Сверх того, при довольно заносчивом нраве он был человек скрытный, хитрый, даже коварный».
«Национальная песня» рождается очень быстро:
В лицейском зале тишина
Диковинка меж нами:
Друзья, к нам лезет сатана
С лакрицей за зубами.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу