Алексей Валеров - Новгород и Псков - Очерки политической истории Северо-Западной Руси XI–XIV веков

В 1228 г. в условиях конфликта псковичей с новгородским князем Ярославом Всеволодовичем псковичи «възяша миръ съ рижаны, Новгородъ выложивъше» [569]. Фактически военно-политический союз Новгорода и Пскова прекратил свое существование. Безусловно, такой оборот дела был непосредственно связан с современными новгородскими событиями. Внутриполитическая борьба в самом Новгороде, равно как и раскол Новгородско-Псковского союза, нашли свое отображение на страницах Новгородской Первой летописи старшего извода. В связи с этим считаем, что в первую очередь важно проследить историю возникновения текста Новгородской Первой летописи на отрезке конца 20-х — начала 30-х гг. XIII в.

А.А. Шахматов полагал, что новгородский свод XII в. Германа Вояты был в конце столетия продолжен записями того летописца, который упомянул о смерти Вояты; в середине XIII в. работал еще один автор, которого ученый отождествлял со знаменитым Тимофеем-пономарем [570].

В исследованиях последнего десятилетия было показано, что текст Новгородской Первой летописи на всем пространстве первой половины XIII в. не мог принадлежать Тимофею [571].

М.Х. Алешковский предположил составление в промежутке между 1225 и 1228 гг. новгородского свода архиепископа Антония. Однако кроме новгородских летописных записей за первую четверть XIII в. ученый сумел привести в качестве примера лишь статьи, повествующие о южнорусских событиях, не известных по другим летописям. При этом сам же М.Х. Алешковский признает их вставками, сделанными по указанию Антония новгородским автором [572].

В таком случае о составлении именно свода, то есть о соединении нескольких письменных источников, говорить не приходится. Вызывает сомнение и отождествление сводчика с попом Иоанном. М.Х. Алешковский почему-то считает, что имя Иоанн, сохраненное в Академическом списке XV в. Новгородской Первой летописи младшего извода, было неправильно заменено именем Тимофей в Синодальном списке XIII в. той же летописи старшего извода в статье 1230 г. и что будто бы обратное «нехарактерно для XV в.», причем ссылается на А.А. Шахматова [573]. Между тем у А.А. Шахматова совсем наоборот: в источниках Академического списка — Комиссионном списке, Троицком списке, своде 1448 г. (по А.А. Шахматову) — чтении «Иоанну полови» не было, оно появилось лишь в результате того, что «составитель Академического списка подверг свой труд настолько основательной редакционной переработке, что, конечно, не перенес бы в него подобного чтения, а заменил бы чужое имя в молитвенном обращении своим» [574]. Тем не менее, даже если не учитывать неправильного понимания М.Х. Алешковским точки зрения А.А. Шахматова, все равно совершенно необъяснимо., как поп Иоанн, закончивший свою работу, по М.Х. Алешковскому, в 1228 г. [575], мог записать свое имя в статье 1230 г.?! Кроме того, не удовлетворяет и аргументация датировки свода, предлагаемая исследователем.

Действительно, сведения о южнорусских событиях, полученные из рассказов Антония, не могли быть внесены в текст новгородской летописи ранее 1225 г., кода Антоний вернулся в Новгород из Перемышля [576]. Но вот верхняя граница — 1228 г. — вызывает сомнения. М.Х. Алешковский указывает, что в этом году Антоний был разбит параличом и онемел (?!), ссылаясь на запись о его смерти в 1232 г. [577] Однако в этой статье сказано, что архиепископ, умерший 8 октября, «бысть лет 6 въ болезни тои и 7 месяць и 9 днии», а «онеме (то есть не «онемел» в буквальном смысле слова, а оказался недвижен!) на святого Ольксия» [578]; значит, паралич у Антония случился 17 марта 1226 г.

Следовательно, если бы М.Х. Алешковский правильно произвел арифметический расчет, он верхней границей составления свода назвал бы 1226 г. В то же время отметим, что болезнь не мешала Антонию Продолжать заниматься делами, так как он ушел «на Хутино къ Святому Спасу по своей воли» только в первой половине 1228 г., а осенью того же года Антоний на непродолжительное время был вновь приглашен новгородцами [579].

Все эти соображения не позволяют принять мысль М.Х. Алешковского о составлении в конце 20-х гг. XIII в. новгородского летописного свода. Но вместе с тем наблюдения исследователя о том, что оригинальные южнорусские известия Новгородской Первой летописи встречаются лишь на пространстве 10–20-х гг. XIII столетия и что их появление в тексте летописи было связано с возвращением в Новгород архиепископа Антония, кажутся интересными.

Полагаем, что во время второго пребывания Антония на новгородском архиепископском столе по его указанию было продолжено владычное лето-писание, и сделаны погодные записи. Скорее всего, последняя из них — статья 1227 г., так как в начале 1228 г. Антоний ушел в монастырь. Видимо, в течение нескольких лет летописание в Новгороде не велось, поскольку владычная кафедра фактически оставалась незанятой (точнее, архиепископы часто сменялись друг за другом, не будучи хиротонисованными киевским митрополитом) вплоть до 19 мая 1230 г., когда в Новгород прибыл Спиридон, «поставленъ от митрополита Кюрила» [580]. Данный факт, кстати, был отмечен А.А. Гиппиусом, хотя последний почему-то считает, что в 1228–1229 гг. «Новгород провел вообще без владыки» [581], в то время как архиепископом после ухода Антония был Арсений, а затем вновь Антоний. Однако в любом случае следует согласиться с А.А. Гиппиусом, который писал, что «с приходом нового владыки явился и новый владычный летописец» [582]. Им как раз и был Тимофей, начавший работу в 1230 г. и завершивший ее в 1274 г., то есть Тимофей трудился над продолжением летописи при двух архиепископах — Спиридоне (1229/1230–1249 гг.) и Далмате (1250/1251–1274 гг.).