Нэнси Митфорд - Влюбленный Вольтер [Voltaire in Love]

“Семирамида” имела скромный успех. Слабая пьеса, учитывая, что автор Вольтер, таков был общий приговор. В спектакле появлялось привидение, это всегда производит сомнительное впечатление, а массовые сцены практически не поддавались режиссуре. В Комеди франсез зрителям разрешалось находиться на сцене, этот глупый обычай полиция запретила лишь в 1759 году. Когда давали “Семирамиду”, среди столпившихся на сцене молодых людей оказались и сторонники и противники Вольтера, причем все они так мешали актерам, что представление чуть не остановилась. Билетерам пришлось прокричать: “Господа, господа, будьте добры, пропустите привидение”, что до смерти насмешило всех, кроме автора. Врагов Вольтера возглавлял сейчас поэт-ветеран Кребийон (не путать с “молодым Кребий- оном”, его сыном). Кребийон иногда подвизался при правительстве в качестве литературного цензора и являлся одним из запретителей “Магомета”. С тех пор Вольтер не упускал случая поизводить его, пуще разжигая взаимную ненависть.

Чтобы перейти в контратаку на так называемых “les soldats de Corbullon” (солдат Кребийона), Вольтер воспользовался услугами шевалье де Ламорльера. Этот своеобразный господин играл заметную роль в театральном мире: по сути дела от него зависел успех или провал пьесы. Ламорльер был мужчина крупный, видный, исполненный достоинства, к тому же весьма велеречивый. Его окружала некая тайна: он носил иностранный орден, происхождение коего оставалось для всех загадкой. Ламорльер, можно сказать, жил в Комеди франсез, умел хлопать громче всех в Париже и был изобретателем зевания как способа выказывать неодобрение. Шевалье управлял клакой, насчитывавшей сто пятьдесят человек, частью им оплачиваемых, частью волонтеров. Накануне каждой премьеры они собирались в кафе “Прокоп” и обсуждали план действий. Так же как Ламорльер, собрал своих дружков и Вольтер, велев Лоншану привести всех, кто может громко хлопать. Вольтер умел привлечь к себе внимание в театре, и актеры терпеть не могли играть при нем. Невероятно суетливый, он сновал туда-сюда весь вечер. Мельчайшие проявления неуважения, будь то чуть слышный шепот или смешки, заставляли его, вскочив с места, восклицать “Молчите, варвары!” Первое представление “Семирамиды”, напоминавшее скорее не театральную постановку, а сражение, оказалось финансово выгодным. Зрителей собралось тысяча сто семнадцать человек, а сборы достигли четырех тысяч тридцати трех ливров. Вольтер, как всегда, отдал свою долю актерам. Пьесу играли пятнадцать вечеров подряд.

Накал страстей в битве за “Семирамиду” снова подкосил Вольтера. От Лоншана мы знаем, что он к тому же поссорился с мадам Дени. Лоншан понятия не имел, что они были любовниками, и это говорит о том, сколь бережно хранили эти двое свою тайну: на свет не рождалось большего любителя совать нос в чужие дела. Он упоминает о пробежавшем между ними холодке, не говоря о причине. Мадам Дени всегда отличалась крайней неразборчивостью — в то время она крутила романы по меньшей мере с двумя литературными протеже своего дяди: Бакуларом д’Арно и Мармонтелем. Вольтер вполне мог сделать неприятное открытие, а она предъявить ему ультиматум с требованием бросить Эмилию. Какова бы ни была причина размолвки, следствием ее явилось желание Вольтера побыстрее оказаться под боком у мадам дю Шатле. Велев заложить карету, он засобирался в Люневиль. Друзья хором умоляли его не ехать больным, но поэт был непреклонен.

В Шалон-сюр-Марн Вольтер прибыл полумертвый, всю дорогу он не притрагивался к еде. Отказавшись пойти в ту гостиницу, где чашка супа обошлась ему в луидор, он остановился на почтовой станции без всяких удобств. Лоншану пришлось нести его на руках вверх по лестнице, чтобы уложить в постель. Здешние епископ и интендант, узнав, что приехал Вольтер, поспешили к нему и убеждали расположиться у одного из них, но он не захотел двинуться с места. Не сумев сделать даже глоток бульона, Вольтер попросил Лоншана ни под каким предлогом не покидать своего хозяина, а остаться рядом и бросить на его тело горсть земли. Смерть казалась неотвратимой. Епископ и интендант привели доктора, но Вольтер не смог с ними поговорить. Собрав последние силы, он оттолкнул лекарства, которые ему хотели дать. Лоншан написал мадам дю Шатле и мадам Дени (он состоял с ней в переписке), сообщив им обеим о болезни Вольтера. Проведя в Шало- не шесть дней и ни разу за это время не приняв пищи, Вольтер однако решил, что умирать там ему не хочется. Он велел Лоншану отнести себя в карету, и они продолжили путешествие. Лоншан был вынужден привязать хозяина к сидению, где тот лежал, будто труп. В Сен- Дизье, пока меняли лошадей, Вольтер, заговорив, поинтересовался, где они находятся. Вскоре после остановки они повстречали на дороге одного из слуг мадам дю Шатле, посланного ею разузнать о Вольтере. Вероятно, это приободрило больного, и когда его уложили в уютную постель в хорошей гостинице в Нанси, он выпил немного супа. Лоншан, ни на минуту не оставлявший хозяина, заказал для себя ужин в комнату. Глядя, как он управляется с закуской, половиной бараньей лопатки, двумя крупными жареными дроздами и дюжиной мелких, Вольтер ощутил острое чувство голода. Съев несколько дроздов, он запил их небольшим количеством вина, разбавленного водой. Забывшись затем целительным сном, он очнулся лишь назавтра, в три часа дня. Прибыв к вечеру в Люневиль, где он увидел мадам дю Шатле, Вольтер почувствовал себя совершенно здоровым.