Нэнси Митфорд - Король-Солнце [The Sun King]

В возрасте почти восьмидесяти лет скончался лич­ный слуга короля Бонтам, и его смерть стала ощутимой потерей для Людовика XIV. Бонтам служил у короля почти всю жизнь и сорок лет был управляющим Верса­ля. Он знал секреты короля (и всех остальных) и являл­ся одним из свидетелей на его втором бракосочетании. У старого слуги была и своя госпожа Ментснон, жен­щина, с которой он жил и которая, возможно, явля­лась ему женой. Будучи одним из самых могуществен­ных людей королевства, он никогда не задирал носа и разговаривал с королем, как старая добрая нянюшка, никогда не злоупотреблял своим влиянием на Людови­ка. После смерти Бонтама его место занял сын.

Затем наступил черед Якова И. Король ни к кому не проявлял такого душевного благородства, как к своему двоюродному брату, этому печальному и малоприятно­му человеку, в годы его изгнания. Правда, Людовик счи­тал, что короли отличаются от простых смертных тем, что являются помазанниками Божьими на земле. Ода­ривая почестями короля Якова, Людовик утверждал свою веру в святость коронования. В любом случае он замечательно относился к своему несчастному кузену и всей его свите, какими бы скандальными они ни были и какие бы козни ни строили. Ссыльный король имел роскошную резиденцию, великолепные наряды и стол, полный яств. Людовик снабдил его французскими ко­раблями и французской армией, потерпевшей сокру­шительный разгром в Ирландии; он заставил двор ока­зывать Якову и его супруге наивысшие почести, позволил кузену украсить свой герб цветками лилии и допускал к выполнению священных пасхальных обязан­ностей, вменяемых королю Франции! Людовик не по­вел и бровыо, когда Яков шумно вошел в его часовню с мечом на поясе, который вынул из ножен во время вручения символа веры, представляя себя ее горячим поборником. По его словам, он унаследовал этот пост от Генриха VIII. Вынужденный по политическим сооб­ражениям подписать Ризвикский мир, означавший при­знание Вильгельма Оранского королем Англии, Людо­вик XIV смиренно попросил у Якова прошения, сказав, что сделал это формально. Его щедростью по отноше­нию к «бедному королю», находившемуся на смертном одре, объясняется сама, пожалуй, странная в жизни французского монарха ошибка.

Король Яков находился в церкви и в тот момент, когда хор пропел: «Наша наследство переходит чуже­странцам; корона падает с нашей головы», лишился чувств. Но это был еще не конец. Яков перенес удар, от которого поправился в сопровождении Фагона поехал на воды в Бурбон. Людовик оплатил все его расходы. Вскоре по возвращении в Сен-Жсрмсн-о-Лэ у него слу­чился повторный удар, ставший, к ужасу его дорогой жены, началом конца. У Якова было двое детей, полу­чивших право претендовать на корону Англии, — «ста­рый претендент», трех лет от роду, и принцесса Луиза, родившаяся во Франции. Мальчик вызывал интерес у многих англичан, отдававших ему предпочтение в каче­стве наследника английского трона перед невзрачной Анной с се глупым мужем и умершими и умирающими отпрысками. Нужно было только дать мальчику англий­ское образование и воспитать в духе протестантства, исключив влияние матери. Но осуществить все это пред­ставлялось невозможным.

После смерти Якова Людовику XIV предстояло ре­шить, что делать с принцем Уэльским: признать его ко­ролем Англии или нет? Наиболее простой выход — без­действие — ему не приходил в голову. Король считал себя обязанным вынести то или иное решение. Он со­звал Кабинет. Все собравшиеся министры в один голос высказались против признания. Торси, министр иност­ранных дел, заявил, что подобный шаг разозлит занос­чивых англичан; более того, если ребенок станет мари­онеткой французского короля, то его дело обречено на провал с самого начала. Признав мальчика английским королем, Людовик нарушил бы Ризвикский договор. Встает вопрос: чего ради? Вильгельм III крепко сидел патроне. В надежности его положения сомневалась лишь небольшая группа людей, обосновавшихся в Сен-Жер- мсн-о-Лэ и озабоченных только собственным будущим. Король редко принимал решения, противоречившие единодушному мнению Совета. Но теперь он колебался. Людовик еще раз или два навестил своего кузена. Чтобы не беспокоить умирающего, он оставлял карету поодаль и пересекал двор Сен-Жерменской резиденции пеш­ком. Но животрепещущего вопроса, занимавшего умы всех и каждого, не поднимал. Тем временем мадам де Ментенон неустанно обрабатывала Людовика. Королева Мария Модена стала се ближайшей подругой. В отличие от Мадам, дофина и других членов французской коро­левской фамилии, ни она, ни король Яков никогда нс смотрели на Ментенон сверху вниз. Она разделяла горе очаровательной королевы и молилась о тихом и безбо­лезненном уходе Якова из жизни. Наконец, Людовик услышал, что кузен при смерти. Он прибыл в Ссн-Жер- мсн с большой помпой и приказал придворным Якова собраться у смертного одра, после чего обнародовал свое решение: «Я пришел сказать Вашему Величеству, что, если Господу угодно забрать Вас у нас, я буду Вашему сыну тем же, кем был для Вас, и я признаю его коро­лем Англии, Шотландии и Ирландии». Эти несколько запоздалые слова уже не могли утешать умирающего, находившегося в состоянии комы.