Нэнси Митфорд - Король-Солнце [The Sun King]

Тем временем Версаль превратился в огромную стро­ительную площадку. Дом был окружен лесами и покрыт пылыо. Сады и парки с развороченной землей, камня­ми, дренажными трубами, кишащие пешими и конны­ми людьми, повозками больше походили на карьеры. Были высажены тысячи деревьев. Не прижившиеся - а таких было не меньше половины — тут же заменяли на новые. Повсюду валялись мраморные и бронзовые ста­туи: ожидали команды короля, куда их водрузить. Лю­довик так торопился увидеть результат строительства, что не обращал внимания на многочисленные недодел­ки и огрехи. Время от времени он привозил в Версаль придворных; спать им приходилось, где придется, да и сам король особых удобств пока не имел. Судя по разма­ху строительства, уже тогда можно было с увереннос­тью сказать, что Версаль будет одной из главных коро­левских резиденций.

Франция в те времена, по словам лорда Макаули, имела «над соседними странами власть, сравнимую с влиянием Рима на Грецию и Греции на Рим». Величе­ственный дворец Людовика XIV должен был стать зри­мым знаком этой власти.

Помощь королю в строительстве Версаля оказыва­ли четыре человека: Кольбер, Лево, Ленотр и Лс Брен. Без них грандиозный проект никогда бы не осуществил­ся; однако, несмотря на многочисленные и несомнен­ные достоинства всех четырех, главным вдохновителем и движущей силой проекта был все-таки Людовик. Он хорошо знал, чего хочет. Благодаря Мазарини, окружив­шего его с детства красивыми вещами, у короля сфор­мировался хороший вкус. Год от года он становился все изысканнее, и это оставляло свой отпечаток на всех его делах.

Умерев, Мазарини оставил королю все свое иму­щество: картины, книги, дома, восемнадцать огромных бриллиантов, известных под именем les Mazarins, и день­ги (а также, он мог бы добавить, племянниц). Все это было ничто по сравнению с другим бесценным сокро­вищем - Кольбером. Он был самым замечательным министром в истории Франции.

Французов вообще можно условно разделить на два типа: франков и галлов. Франки — это серьезные, рас­четливые, холодные люди, созидатели, а галлы — лег­комысленные и беспечные моты, разрушители нации. Кольбер относился к франкам. Он родился в 1619 году в семье торговца шерстью в Реймсе. Его гербом была скромная травяная змея, в противоположность белке Фуке, стремящейся вскарабкаться все выше. В отличие от Фуке, весельчака и повесы, Кольбер был сдержан и строг. Он чаще хмурился, чем улыбался, и никогда не старался понравиться. Но все всегда знали, чего от него ждать. Когда кто-то в надежде избежать какого-либо налогообложения шел прямиком к королю, минуя Коль­бера, то в заключение любезного приема мог услышать от Людовика: «Мсье, нужно заплатить!» Поэтому боль­шинство просителей предпочитали общение с хмурым на вид Кольбером. Еще будучи в довольно юном возра­сте, он понял, что экономика — это верный, хотя и не очень быстрый путь к власти; и начал карьеру с того, что привел в порядок личные дела Мазарини, которые были страшно запущены; затем, все еще находясь на службе у кардинала, он занялся государственными фи­нансами. Когда король был ребенком, Кольбер учил его, как вести счета; Людовик стал первым королем Фран­ции, умевшим это делать самостоятельно. Кольбер зас­тавлял его записывать, сколько денег он имел в начале каждого года, а затем вычитать расходы. Когда деньги заканчивались слишком скоро, что случалось регуляр­но, Кольбер одалживал их для своего подопечного у Мазарини! Он сознавал, что наступает новая эра, когда страна должна либо начать вывозить товары, либо по­гибнуть, и основал Совет торговли под председатель­ством короля, собиравшийся раз в две недели. Кольбер ненавидел Версаль, но только он был способен раздо­быть необходимую для его строительства сумму. Деньги тут же уходили, словно вода в песок. Узнав, что король собирается в Версале обосноваться, финансист смирился с неизбежным и начал думать о том, как с умом и пользой для страны использовать это затратное соору­жение.

Престиж Версаля и слава Людовика XIV росли из года в год; другие правители Европы тоже хотели иметь собственные Всрсали и стремились подражать француз­скому королю, стараясь в точности копировать обста­новку и мельчайшие детали убранства дворца. Эту моду на все французское Кольбер старался использовать для увеличения экспорта. Он установил строгий таможен­ный контроль, не позволяя ввозить товары, которые можно было производить во Франции. Здесь были от­крыты фабрики по производству полотна, кружева, шелка, стекла, ковров, украшений, инкрустированной мебели и других предметов роскоши, ввозимых раньше из-за рубежа, преимущественно из Италии. Вскоре Фран­ция начала производить товары непревзойденного каче­ства. Лучшие из них демонстрировались в Версаче. Дво­рец стаз своеобразной витриной, постоянно действующей выставкой французских товаров. В результате в искусстве французы заняли лидирующее положение в мире. Вско­ре в стране возникла проблема нехватки рабочей силы, и пришлось принимать меры, которые бы способство­вав! росту численности населения. Семьи, где было более десяти детей, освобождались от уплаты налогов. Счи­тая, что слишком много молодых людей связывают себя религиозными обетами, Кольбер изменил возрастной ценз в сторону увеличения, когда человек мог посвя­тить себя Богу. Рабочим запрещалось эмигрировать из страны, а для иностранцев, особенно протестантов, подвергавшихся гонениям на родине, создавались все условия для приезда во Францию. Министр любил по­вторять, что людьми не нужно командовать, надо толь­ко позволять им делать то, что они хотят. Правда, с гал­лами у него были трудности. Великие вельможи отказывались инвестировать его компании для торговли с заморскими странами; с рабочими тоже было не про­сто, они отказывашсь расстаться с причитающимися им шестьюдесятью выходными в год (вдобавок к вос­кресным дням) и устраивали забастовки. Сам Кольбер работа,'! по пятнадцать часов в сутки семь дней в неделю. Его собственноручные записи могли бы составить не­сколько сотен томов. Хотя по-настоящему его интересо­вала только торговля, он управлял всеми департамен­тами правительства, кроме военного. Труд Кольбера принес ощутимые плоды: с 1661 по 1671 годы государ­ственный годовой доход вырос вдвое. В 1683 году он в четыре раза превосходил доход Англии и почти з десять раз доход Венецианской республики. Но самой богатой из всех европейских стран была Голландия. Процвета­ние этого крошечного государства, находившегося под постоянной угрозой со стороны Англии, моря и других европейских соседей, не могло не вызывать восхище­ния и недоумения. Кольбер был одержим Голландией нс в меньшей степени, чем его господин, хотя и по иной причине. У голландцев на двух горожан приходил­ся один крестьянин, умудрявшийся собирать с акра зем­ли более высокие урожаи, выращивать более жирных свиней и более удойных коров, чем фермеры других стран. Голландцы, подобно пчелам, собирали мед в свой улей отовсюду: Норвегия была их лесом, берега Рейна и Дордони их виноградниками; в Испании и Ирландии паслись их овцы; в Индии и Аравии цвели и плодоноси­ли их сады, а морс было их магистралью. Своего несмет­ного богатства и завидного благосостояния они достиг­ли благодаря торговле, банковскому делу (банк Амстердама был основан в 1609 году), страхованию, книгопечатанию и мореходству, а также своему геогра­фическому положению — между Старым Светом и Но­вым. К тому же в Голландии не было галлов. Как Коль­беру хотелось бы управлять такой страной! Но ему мешала война, бушевавшая на границах королевства на протя­жении почти всего царствования Людовика XIV. Даже в мирное время под ружьем находились 150 тысяч чело­век. Этих людей Кольбер мог бы использовать во благо для благоденствия и процветания своей державы. Он не­навидел войну, но нс из гуманных соображений, этой черты в его характере не было. Он почти ничего не сде­лал, чтобы помочь французским крестьянам, когда сель­ское хозяйство страны переживало экономический спад. Напротив, проводя политику дешевого экспорта, он был заинтересован в низких ценах на сельскохозяйственную продукцию. При Кольбере впервые обозначилась резкая разница в уровнях жизни крестьянства и других слоев населения. Он поощрял работорговлю, хотя требовал гуманного обращения с невольниками, но опять же нс из соображений гуманности, а чтобы снизить смертность среди несчастных, за которых приходилось платить столь высокую цену. Кольбер увеличил во французском фло­те численность галер с шести до сорока, на каждой из которых томилось до двух сотен рабов. Поскольку чер­нокожие для такой работы не годились (менее вынос­ливые, они быстро гибли), он набирал на эту работу французских преступников и турок, захваченных в плен во время войн с варварами. Когда турки слабели, их продавали в Америку. Молодых крепких французов, об­виненных в тяжелых преступлениях, приговаривали вместо смертной казни к пожизненным работам на га­лерах. Мелких преступников, если они имели хорошие физические данные, по окончании срока наказания тоже никогда не освобождали, а на свободу выпускали толь­ко в том случае, если родственники покупали взамен их турков. Кольбер сокрушался, что галерные рабы слиш­ком мало живут и мрут, как мухи. Главный интендант галер клялся, что кормит их хорошо и что рабы умира­ют нс от голода, а от тоски и скуки. Можно предста­вить, как обсуждали столь щепетильную тему эти два высокопоставленных сановника, сидя где-нибудь в зо­лоченых покоях.