Вадим Трепавлов - Степные империи Евразии - монголы и татары

Показательным признаком деградации государственности Золотой Орды и постепенного угасания государственного начала в Большой Орде было появление казачества. Во второй половине XV в. оно начинает фигурировать в источниках как заметный элемент социальной структуры и участник политических событий. Казаки того периода — это маргинальные группы степняков, которые, может быть, номинально и продолжали считаться ордынскими подданными, но вели себя все более независимо.

Сведения об их жизненном укладе свидетельствуют о кочевническом, т. е. татарском этнокультурном первоисточнике вольного казачества. В 1518 г. крымский бек Аппак сообщал великому князю Василию III об обращении к нему белгородских и азовских казаков. Они просили бека замолвить за них слово перед Василием Ивановичем, чтобы тот разрешил им «с своими женами прикочевав жити у Путивля и слугами быти, а твоего бы им недруга короля воевати». Московский государь передал Аппаку свое согласие. Бек вызвал к себе в Крым мирзу азовских казаков Меретека и объявил ему, что «яз о вас у великого князя печалую, чтобы вам дал место где летовати да где зимовати » — и сообщил о возможности переселяться к Путивлю [800]. Следовательно, азовские казаки на Нижнем Дону вели кочевой (не бродячий!) образ жизни и имели начальников в ранге мирз.

То есть в те времена казачьи общины представляли собой обычные для кочевой степи мигрирующие сообщества. Разве что наряду со скотоводством (см. данные о сезонных перекочевках) их основным занятием стала война, и принадлежали казаки, очевидно, к разным элям, проживая при этом смешанно, в общих поселениях. Название «азовские» говорит о том, что выходцы из ордынских улусов держались около турецкого Азака-Азова (с 1471 г. бывшая Тана находилась под властью османов). Некоторые из них обосновались в самом городе. Но не заметно, чтобы они как-то зависели от султанского наместника. В 1515 г. московский посол попробовал найти там для себя провожатых в Стамбул, на что получил ответ: «Которые казаки азовские были у нас, и те ныне казаки пошли добыватись; а в Азове ныне нет никакова человека и проводити их ныне некому» [801]. — Оказалось, что все казачье население отправилось в набег за добычей. Думаю, что азовские казаки того времени — это в основной массе татары исчезнувшей Большой Орды, не пожелавшие подчиниться победителям-Гиреям.

К Азову стекались выходцы из Орды еще во время ее существования. Именно в разлагавшейся Орде формировался этот своеобразный социальный слой вольных степных удальцов, трудноуправляемых и малозависимых. Описания набегов на южное русское пограничье в конце XV в. не оставляют сомнений в этнической принадлежности казаков: «Приходили татарове, ординские казаки и азовские», «Приходиша татарове ордыньскые казаки и азовскые»; «Приходиша татарове ординскіе, казаки, в головахъ приходилъ Тимишомъ зовоутъ, а с нимъ двѣсте и 20 казаковъ, въ Алексинъ» — и после боя с русскими «…иные ѣдучи татарове в Ордоу ранены на поути изомроша» и т. п. [802] По-видимому, участники набегов действовали самостоятельно, без ведома властей Тахт эли и Азака. Однако побитые казаки возвращались в Орду, т. е. наверняка домой. Не случайно в текстах того времени выражения «казаки заволжские» и «татары заволжские» часто употребляются как синонимы; разбойничают на торговых путях (т. е. занимаются типично казачьим «ремеслом») азовские и ордынские татары [803].

Но в полном смысле ордынцами их все же нельзя считать из-за их полунезависимого положения. Уже в то время они представляли собой внушительную силу, которую старались использовать в своих интересах окрестные правители. В 1496 г. хан Шейх-Ахмед писал великому князю Александру Казимировичу, что Менгли-Гирей, находясь во враждебных отношениях с Великим княжеством Литовским и Большой Ордой, «до азовъских казаковъ люди свои прысла», и казаки устроили в степи нападения на литовское и большеордынское посольства [804].

Подобный набег 1469 г. во главе с сыном хана «Заволжской Орды» описан у Яна Длугоша: «…множество татар, собранных из беглецов, грабителей и изгоев , которых они на своем языке называют козаками… вторглись… на землю Польского королевства» [805]. Польский хронист ясно дает понять, что, во-первых, казаки — это, с его точки зрения, асоциальный сброд, люди вне устойчивой общественной иерархии, пусть даже ордынской; во-вторых, они участвуют в набеге как подданные Большой Орды, поскольку воюют под командованием царевича; в-третьих, само понятие «казак» было для Длугоша новым [806], и он уверенно приписывает ему татарское происхождение (в чем совершенно прав).