Вадим Винцерович Трепавлов
Степные империи Евразии: монголы и татары
В исторической науке твердо установилось деление развития кочевников Восточной Евразии конца I тысячелетия до н. э. — начала II тысячелетия н. э. на периоды кочевых империй. Во многом здесь сказалась особенность источниковой базы. Исследователи ранних держав кочевников во многом опираются на китайские династийные хроники, в которых ход истории традиционно расчленялся на эпохи царств и династий. Познавательную ценность хроникальных текстов отрицать невозможно. Однако при подобной жесткой градации алгоритм непрерывности исторического развития ускользает от научного наблюдения и анализа.
Очевидно, большинство достоверно известных кочевых империй — от Хуннской до Монгольской — сменяли друг друга в условиях, когда этнический состав и культурный облик их населения оставался принципиально неизменным. Наблюдатели из соседних стран — китайские и мусульманские современники давали этому населению названия по имени доминирующего в данный момент народа: хунны, хазары, кипчаки, татары и т. п. Представляется все же, что за последние две тысячи лет радикальные этнокультурные трансформации происходили в степном мире Евразии лишь считанное количество раз. Это уход с исторической арены древнего ираноязычного населения и начало тюркизации Степи в эпоху Великого переселения народов; монгольские завоевания; поглощение большей части Степи Российским государством.
Скифо-сарматская эпоха не освещена достаточным количеством письменных источников, поэтому реконструкция истории номадов до середины I тысячелетия н. э. очень трудна и приблизительна. Последующие века оставили ученым гораздо больше свидетельств. Pax Hunnica простирался от Китая до Австрии. После смерти предводителя гуннов Аттилы в 453 г. гуннский союз в Центральной и Восточной Европе, как известно, распался. Однако по старым миграционным путям продолжались передвижения на запад — прежде всего древнетюркских племен (иногда их называют протоболгарскими). При этом массы старого ирано-, тохаро- и угроязычного населения сохранялись в Степи, постепенно меняя этнокультурное обличье. В этой связи мне кажется интересным феномен Жужаньского каганата, который в действительности мог быть не «варварским» владением к северу от Великой стены (если судить по сунским и танским хроникам), а обширной державой, включавшей некоторые народы на территории Средней Азии и современного Казахстана — эфталитов, кидаритов, хионитов.
В таком случае Вечный эль (для которого историки придумали название «Тюркский каганат») просто придал новую политическую форму прежнему этнокультурному содержанию: сменилась династия, но не население. Беженцы авары-жужани были сравнительно немногочисленны по сравнению с подданными, оставшимися на месте, прежде всего многочисленными тюрками-теле.
Нетюркское (а исторически — дотюркское) население заметно в степях и в гораздо более поздние времена. Можно указать на большой этнический массив ираноязычных алан-асов в Золотой Орде. Есть сведения, что асскую первооснову имел знаменитый аристократический татарский род Ширин. Как известно, в источниках об эпохе Чингис-хана и его преемников нет никаких сведений об этом клане со странным «персидским» названием.
Для периода IX–XII в. нельзя говорить о политическом единстве Степи. Однако объективные условия к будущему объединению тюркских и монгольских народов имелись. Стимулом здесь являлись этнокультурная близость этих народов, распространение билингвизма, угасающее, но пока «тлеющее» наследие Вечного эля. Показателен пример найманов, которые соединили в своей культуре монгольский этноним и древнетюркскую аристократическую титулатуру.
В политическом развитии евразийских степей, похоже, действовала некая матрица, маятниковое движение от разрозненных кочевых общин к трансконтинентальным империям и обратно. Периодически возникала тенденция к объединению кочевого мира. Она парадоксально сочеталась с незыблемостью института атомизированых мелких кочевых коллективов, ведущих автономное скотоводческое хозяйство. Эта тенденция заметна и в периоды между существованием кочевых империй.
Мне уже не раз доводилось писать на эту тему. Общеизвестно, что кочевая экономика была нестабильной, зависела от природных изменений и политических катаклизмов. Соответственно скотоводческим социумам была присуща и стадиальная изменчивость. Существует много однотипных примеров вырастания кочевых улусов в могущественные степные державы, которые впоследствии распадались и возвращались к исходной стадии кочевого улуса. Уже a priori, до конкретного рассмотрения развития каждого из таких образований, можно предположить, что в организации улуса содержался потенциал для превращения его в кочевую империю. Такой потенциал пребывал в «летаргии», в ожидании подходящих условий.
Читать дальше