Мейрин Митчелл - Эль-Кано. Первый кругосветный мореплаватель

Когда буря наконец улеглась, другие капитаны послали на берег шлюпку, чтобы спросить Эль-Кано, не согласится ли он перебраться на какой-нибудь из их кораблей и, как знающий эти места, указать им путь по проливу. Главный кормчий ответил, что «исполнит свой долг по отношению к императору я окажет капитанам его величества всю помощь, какая будет в его силах». Но прежде чем сесть в шлюпку, он должен был еще утихомирить свою команду. Каждый из потерпевших крушение стремился в этой же шлюпке отправиться с ним на корабли, чтобы оказаться в большей безопасности. Это, разумеется, было невозможно. Эль-Кано оставалось только обещать, что шлюпка вернется и будет перевозить по стольку людей, сколько в ней поместится. Но при этом он категорически заявил, что возьмет с собой «не больше чем одного-двух», и только по собственному выбору. Из этого нетрудно заключить, что потерпевшие кораблекрушение успели сильно надоесть друг другу. Когда же настало время садиться в шлюпку, Эль-Кано согласился взять только одного человека и выбрал юного Урданету. Затем он приказал пятерым из своей команды отправиться пешком по берегу за его братом Мартином-Пересом, Бустаменте, канониром, капелланом и четырьмя матросами, которые остались в устье реки Гальегос. Бискайцу, начальнику этого маленького отряда, Эль-Кано дал письмо к брату. Хуан-Себастьян питал глубокую привязанность к своим близким (подробнее мы поговорим об этом, когда дойдем до его завещания), и после матери и незаконного сына он больше всех любил Мартина-Переса. В письме он изливает брату свою душу. В кораблекрушении, говорит Эль-Кано, не виноват никто, кроме него самого.

То, что Эль-Кано выбрал своим единственным спутником Урданету, лишний раз показывает, какое доверие питал он к юноше — ведь он предпочел его всем офицерам и всем, кто был старше его годами. Вместе с Урданетой он отправился в шлюпке на «Анунсиаду» и принял на себя командование флотилией, так как о судьбе Лоайсы и флагманского корабля по-прежнему ничего не было известно. Однако сильный юго-западный ветер вынудил их искать убежища в бухте в пяти лигах от входа в пролив, и там они затем встретились с флагманом и с «Сан-Габриэлем».

Вновь на корабли Эль-Кано обрушилась буря. Ночью три из них потеряли шлюпки, закрепленные за кормой.

«Анунсиада» потащила якоря, и ее начало бросать на утесы. Матросы, уверенные, что гибель неминуема, кричали: «Да смилуется над нами бог!» Однако Эль-Кано, настаивая, чтобы капитан «Анунсиады» принудил своих матросов работать, заверил их, что корабль с божьей помощью еще можно спасти, если они возьмутся за дело как следует. Хотя положение было, по словам Урданеты, настолько тяжелым, что «мы не сомневались в нашей гибели», решимость Хуана-Себастьяна заразила остальных, и, взявшись за работу, они отвели корабль на глубокую воду и так отвратили катастрофу. Два дня спустя они вновь попробовали войти в пролив и в бухте вблизи Первого Сужения [161]обнаружили два других своих корабля, которые стояли там на якоре. Эта встреча вызвала всеобщее ликование. «Богу известно, как мы радовались, отыскав их!» — восклицает Урданета. Но вряд ли кто-нибудь радовался больше Эль-Кано, на опыте предыдущего плавания убедившегося в мудрости правила, на котором неуклонно настаивал Магеллан: корабли флотилии должны во что бы то ни стало держаться вместе. Собственно говоря, в открытом море судам не полагалось расходиться дальше, чем на лигу.

Теперь Эль-Кано послал лодку с «Анунсиады» на берег с приказом привезти на корабль патагонцев, но они отыскали только одного. Урданета, подобно тому как раньше Пигафетта, был поражен его телосложением. Индеец, гость Хуана-Себастьяна, с особым удовольствием познакомился с вином. Собственное отражение в зеркале так его поразило, что он попытался схватить самого себя. «На то, что он вытворял, стоило поглядеть», — сообщает Урданета. Глядя на плащ патагонца из шкур гуанако и перья в прическе, Эль-Кано вспоминал «великанов», которых видел в областях, примыкающих к проливу, в прошлое свое плавание. Патагонцу показали золото и серебро, «но эти вещи его совсем не удивили». Он был так доволен оказанным ему гостеприимством, что попросился на берег только с наступлением темноты.

Затем главный кормчий снова показал, какое доверие он питал к своему семнадцатилетнему пажу, послав его с небольшим отрядом туда, где на берегу осталась команда разбившегося «Санти-Спиритуса». Милю за милей шли они по дикой суровой местности, а потом их припасы кончились, и они попробовали отыскать какую-нибудь пищу. Но вокруг была бесплодная каменная пустыня, и Урданета дошел до такой крайности, что, как писал он позже, «я пил свою мочу и после нескольких глотков почувствовал себя настолько освеженным, словно бы и поел». Холод по ночам был так свиреп, что они зарывались по шею в песок, еще хранивший остатки дневного тепла.