Андрей Ланьков - К северу от 38-й параллели. Как живут в КНДР

Помню, как летом 2008 года за пивом и шашлыком свою позицию по беженцам объяснял мне высокопоставленный китайский работник прокураторы в одном из приграничных районов, сам этнический кореец. Он сказал мне тогда: «Мы всё понимаем. Мы сами были в похожей ситуации при Мао, и мы стараемся нелегалов не замечать, пока они ведут себя спокойно. Иногда нам присылают указания из центра, или сами нелегалы что-нибудь учудят типа убийства или вооруженного ограбления, тогда мы проводим несколько рейдов. Но в целом высылаем мы максимум одного из пяти, а в тех случаях, когда у нас есть возможность не замечать присутствия северокорейцев на нашей территории, мы их и не замечаем». С тех пор позиция китайских властей стала несколько жестче, но в целом данное высказывание и поныне отражает отношение местных чиновников к происходящему.

Куда более интересным является изменение в позиции северокорейских властей по отношению к своим гражданам, депортированным из Китая или же попавшимся при попытке побега в Китай. До середины 1990-х годов им грозили длительный срок тюремного заключения и пожизненная дискриминация. Однако в середине 1990-х ситуация изменилась. Столкнувшись с массовым исходом населения, а также осознав, что большинство беженцев не имеет никаких политических мотивов, руководство КНДР около 1996 года решило переквалифицировать незаконное пересечение границы в относительно незначительное правонарушение. В настоящее время северокорейские власти отправляют выданных китайцами или пойманных при попытке перехода границы беженцев в проверочно-фильтрационные центры, где их на протяжении нескольких дней или недель допрашивают следователи из службы северокорейской безопасности. Допросы эти могут сопровождаться побоями, хотя мои информанты (многие из которых неоднократно бывали в таких центрах в качестве подследственных) сообщают, что «бьют там не очень сильно, а женщин обычно не трогают вообще».

Следователи стремятся получить от бывших беженцев признание в том, что те, находясь в Китае, вступали в контакты с иностранцами, южнокорейцами или христианскими миссионерами. Если такие показания удается получить, то судьба беженца незавидна. Его (или, скорее, ее, так как большинство беженцев составляют женщины) ожидает большой срок тюремного заключения и с большой долей вероятности – смерть в лагере. Однако такой поворот событий является исключением. В большинстве случаев никакого конкретного компромата на беженцев у следователей нет, признаваться в былых прегрешениях (реальных или нет) сами беженцы, разумеется, не рвутся и, как правило, достаточно стойко переносят побои. После окончания следствия не признавшихся ни в чем особо опасном бывших беженцев отправляют в тюрьму облегченного типа, таллёндэ , где они находятся несколько месяцев или – при особом невезении – около года. Именно это случилось с г-жой Ли, о злоключениях которой мы уже говорили в этой главе.

Конечно, на биографии мигрантов после этого останется несмываемое пятно, которое лишает их шансов на получение престижной работы. Однако в наши дни большинство перебежчиков – это простые люди, крестьяне и рабочие, которые никогда и не мечтали ни о какой карьере. Как уже говорилось, многие из них после освобождения снова пытаются пересечь границу и уйти в Китай. Возвращающиеся перебежчики стали первой статистически значимой группой северокорейцев, на собственном опыте испытавших, какова жизнь вне пределов КНДР. Они видели результаты (как хорошие, так и плохие) рыночных реформ в Китае, они осознают степень отсталости и бедности Северной Кореи, они имеют некоторое представление о процветании Южной Кореи. Именно это обстоятельство, по всей видимости, заставило Ким Чен Ына несколько отойти от либеральной политики своего отца и около 2010 года заняться восстановлением контроля над границей.

В период с 1953 по 2019 год в Южную Корею прибыли 32 000 «бывших» граждан КНДР. Их часто называют «перебежчиками» – несколько неудачный, хотя и устоявшийся русский перевод английского термина defector . Однако этот термин во многом вводит читателя в заблуждение – не только из-за свойственной ему в русском языке негативной окраски, но и потому, что он подразумевает наличие каких-то политических мотивов в решении об эмиграции. Как мы увидим, в случае с выходцами из КНДР, оказавшимися в Сеуле в последние два-три десятилетия, такие мотивы встречаются очень редко. Поэтому, пожалуй, лучше называть их беженцами – хотя для тех, кто прибыл на Юг до конца 1980-х, лучше подойдет термин «перебежчик», ибо в те времена политические мотивы играли куда большую роль.