Андрей Ланьков - К северу от 38-й параллели. Как живут в КНДР

Миграция в Китай не носила никакого политического характера: практически все мигранты были отчасти экономическими беженцами, а отчасти – гастарбайтерами, в то время как число тех, кто покинул КНДР в основном по политическим причинам, было ничтожно малым. В Китае северокорейцы брались за малооплачиваемую и тяжелую работу, которую сами китайцы делать не хотели: они работали на лесоповале, мыли полы и посуду в забегаловках, батрачили на фермах, ухаживали за больными и стариками в состоятельных семьях.

Женщины составляли среди мигрантов заметное большинство, примерно 65–70 %, причем со временем их доля увеличивалась. Вызвано это было и тем, что в КНДР женщине проще добраться до приграничных районов, и тем, что миграция тесно связана с рыночной средой, в которой доминируют женщины. Однако главные причины преобладания женщин среди северокорейских нелегалов в Китае (вообще-то говоря, необычное для эмигрантских общин явление) связаны с внутрикитайской ситуацией. Во-первых, большинство мест, на которые в Китае может рассчитывать нелегал, являются «женскими» – работа в ресторанах, уход за больными, работа прислугой. Во-вторых и в-главных, у женщины есть возможность вступить в «гражданский брак» с местным жителем. Это будет означать, что беженка получит некоторые экономические гарантии и будет иметь крышу над головой, а также и то, что у нее снизятся шансы попасть в полицейскую облаву и быть депортированной в Северную Корею.

Потребность в таких браках очень велика и с китайской стороны: в деревнях Северо-Восточного Китая существует острейший дефицит молодых женщин. В последние 20–30 лет сельские девушки, окончив школу, отправляются из родных деревень в большие города. Мужчины же, напротив, по традиции должны оставаться на семейном хозяйстве. Результат предсказуем: если мужчине под 40 или за 40, если он при этом беден или же у него есть какие-нибудь личные проблемы (например, пристрастие к азартным играм или алкоголю), то у него не остается шансов в жесткой конкурентной борьбе за немногочисленных местных невест. Для такого бобыля едва ли не единственной надеждой становятся северокорейские нелегалки. По данным одного исследования, уже в 1998 году около 52 % всех находящихся в Китае северокорейских беженцев состояли в отношениях фактического брака с местными жителями. Учитывая соотношение мужчин и женщин среди беженцев, а также то, что мужчины очень редко вступают в такие союзы, это означает, что примерно три четверти находящихся в Китае нелегально северокореянок были в гражданском браке с местными жителями. Из последующих исследований ясно, что доля таких гражданских союзов оставалась примерно такой же и в последующие два десятилетия.

В некоторых случаях женщины вступают в подобный брак добровольно, но чаще всего жительницы КНДР вовсе не стремятся выходить замуж за китайцев, которые, как мы уже говорили, в своем большинстве отнюдь не кажутся завидными женихами. Обычно северокорейская беженка верит обещаниям брокера, который говорит, что в Китае ее ждет хорошая работа. Брокер заверяет женщину, что она, заработав в Китае денег, через какое-то время вернется домой. После этого брокер организует переход границы и доставляет женщину – к ее немалому удивлению – в ту китайскую семью, которой понадобилась северокорейская жена. Впрочем, это еще не самый худший вариант: бывает, что находящихся в Китае мигранток похищают, а потом продают в жены местные китайские бандиты. Оказавшиеся в подобном положении нелегалки, как правило, не решаются бежать. Они находятся в чужой стране, языка и уклада которой не знают. После исчезновения брокера им в прямом смысле слова некуда идти и негде прятаться. Они понимают, что побег, скорее всего, почти сразу же окончится задержанием и депортацией в КНДР, где за нелегальный переход границы их ждет тюремный срок.

Независимо от того, идет ли речь о добровольном браке или о похищении, посредники всегда получают свое вознаграждение, причем за последние 15–20 лет размер его сильно вырос. Около 2000 года в зависимости от внешности, возраста и образования девушки такая сделка могла стоить от 1000 до 10 000 юаней (примерно от 120 до 1200 долларов). Сейчас цена выросла раз в десять: около 2015 года стандартной платой брокеру стало 50 000 юаней (примерно 8000 долларов). Сумму выплачивает муж «по факту доставки». Вся эта сумма отходит посредникам: ни женщина, ни ее семья не получают ничего.

Конечно, будучи незаконными иммигрантками, северокорейские жены всегда находятся под угрозой депортации; возникают проблемы и с детьми, родившимися в таких союзах. Таких детей, как правило, невозможно официально зарегистрировать – со всеми вытекающими отсюда последствиями. Власти, однако, в определенной степени учитывают реальное положение дел: если беженка подвергается депортации, ей часто разрешается выбирать, брать ли с собой детей или оставлять их в Китае. Деревенские власти, как правило, отлично знают о подозрительном происхождении проживающих в деревне мигранток, однако не задают лишних вопросов, а в некоторых случаях даже помогают беженкам скрываться от властей более высокого уровня. Как правило, местные власти и администрация китайских сельских школ готовы принять на обучение детей с проблемной регистрацией. Иногда беглянка может со временем легализоваться, так или иначе добыв себе (почти всегда с помощью мужа и его семьи) настоящие или поддельные китайские документы и превратившись с точки зрения бюрократии в гражданку КНР. Однако такая операция по добыче китайского удостоверения личности и легализации в стране стоит дорого (требуются немалые взятки), возможна не всегда и становится все более затруднительной по мере компьютеризации китайского бюрократического аппарата. Тем не менее в Китае есть немалое количество легализовавшихся таким образом кореянок, многие из которых уже успели там вырастить детей. С точки зрения закона они являются гражданками КНР корейской национальности, и даже их дети в некоторых случаях могут не знать о том, что мать когда-то нелегально прибыла в Китай из Северной Кореи: понятно, что слишком афишировать это обстоятельство никто не хочет.