Кэролли Эриксон - Елизавета I

В это время английские моряки, сражавшиеся храбро и доблестно, несмотря на болезни, вызванные штормами и прокисшим пивом, не жаловавшиеся даже тогда, когда кончилась пресная вода и пить пришлось собственную мочу, начали сотнями умирать от тифа. На некоторых судах осталось так мало людей, что даже якорь поднять было некому. «Сегодня они заболевают и назавтра уже умирают, — писал адмирал. — Тяжелая картина».

Во всех католических городах Европы звонили церковные колокола в честь великой победы Испании. Рыболовецкий флот Ньюфаундленда на пути в Дьепп оказался якобы свидетелем крупного морского сражения, в котором англичане потеряли множество судов. Согласно другим сведениям, Дрейк попал в плен. Третьи утверждали, что Парма уже в Лондоне. Повсюду, от Парижа до Венеции и Рима, распространялись самые фантастические сведения, голоса же протеста звучали слабо, почти неразличимо. Этот год должен был стать годом катастроф, и катастрофа разразилась — над Англией! Именно в это всегда и верили добрые католики. В Эскориале безостановочно служили благодарственные мессы; в Севилье и Мадриде ликующие толпы плясали вокруг костров, празднуя победу над нечестивой еретичкой Елизаветой и пленение «огнедышащего дракона» — Франсиса Дрейка.

Но радость, как и дурные предчувствия английских флотоводцев, была преждевременной. Изрядно потрепанная «Армада» — многих кораблей она лишилась безвозвратно, иные были сильно повреждены — с трудом пробивалась назад, поближе к дому. Очередной шторм настиг ее у Оркнейских островов, и к тому времени, когда флот достиг залива Голуэй, несколько больших кораблей пошли ко дну. Ветер гнал обломки и спасательные шлюпки к берегам Ирландии, где оставшиеся в живых воины «Армады» попадали в руки англичан или ирландцев-наемников. От могучего флота, сформированного той весной в Лисабоне, осталась лишь половина.

А в Лондоне еще долго, несколько недель, не знали, что Англия одержала великую победу, заставившую испанцев на некоторое время притихнуть. Парма со своим отрядом так и не появился. Не возвратилась к берегам Англии и «Армада». Напротив, распространились слухи о дохлых лошадях и мулах, которых волнами выносит на берег (это испанцы, стремясь избавиться от лишнего груза и испытывая недостаток в воде, выбрасывали животных за борт), обломках галеонов, налетевших на острые скалы либо сметенных могучими океанскими валами. В общем, стало ясно, что, празднуя победу, континентальная Европа всего лишь выдает желаемое за действительное. «Армада» проиграла, став жертвой английской артиллерии, плохой погоды и собственной слабости.

«Пришла, увидела, бежала» — с такими плакатами шли протестанты, отмечая чудесную победу над «Непобедимой армадой». Теперь, когда англичане оглядывались назад, ее размеры казались чудовищными, силы неодолимыми. Явилась она, писал Рэли, во всем своем устрашающем великолепии, ни один флот мира не мог с нею сравниться. Суда ее были столь велики, с вергилианским пафосом пишет Кэмден, что ветру трудно было нести их, а океан стонал под их тяжестью. Несвоевременное, дурно организованное предприятие казалось карою небес, эпическим сюжетом в канонической протестантской истории.

Однако же свидетельства попавших в плен и не расстрелянных на месте испанцев возвращают эту катастрофу в земные измерения. Они рассказывают о голоде на поврежденных судах, о том, как умирали раненые, лишенные воды и пищи, как люди бросались за борт, как всех постепенно охватывало беспросветное отчаяние. Лишь немногие благодаря помощи святых сохранили в этом кошмаре присутствие духа.

В конце октября, почти через три месяца после грандиозного морского сражения в проливе Ла-Манш, Джеффри Фентон, английский министр по делам Ирландии, прогуливался по побережью в графстве Слайго. Давно уже представлял он корону в Ирландии и был свидетелем многих здешних войн и большой крови. Но в этот ненастный осенний день глазам его предстала не виданная прежде картина. На протяжении менее чем пяти миль, писал он впоследствии Сесилу, я насчитал более тысячи ста разлагающихся трупов испанских моряков.

Холодным декабрьским полуднем с трапа личного королевского корабля, ошвартовавшегося у Уайтхолла, сошел, приветствуемый встречающими, Андре де Месс. Он прибыл в Англию в качестве специального посланника французского короля Генриха IV, в недавнем прошлом — Генриха Наваррского, с незавидной миссией выяснить позицию Елизаветы в отношении войны с Испанией.