Требования князя Бориса несомненно справедливы с точки зрения удельной московской старины и отношений, отраженных в духовных и договорных грамотах московских князей со времен Ивана Калиты. [146] Политическая линия, взятая Борисом, теоретически оборонительная. Она формально не означает ни отрыва уделов от Москвы, ни ослабления Москвы как центра Русской земли. Она требует сохранения соучастия удельных князей в управлении государством, сохранения Московского дома как конфедерации князей-соправителей. Новое в программе — требование расширения сферы власти этой конфедерации практически на всю Русскую землю. В этом смысле особенно характерны притязания на жребий в Новгородской земле. Новое Русское государство мыслится удельным князем как расширенная «вотчина» Калитичей, как совокупность суверенных уделов Московского дома с их старыми, традиционными политическими институтами.
«Дело» князя Лыка Оболенского и политическая программа Бориса Волоцкого связаны между собой глубоким органическим единством. Крупный феодал, наместник-кормленщик великого князя, вассал, пользующийся правом свободного отъезда, не случайно находит убежище и полное понимание у удельного князя. Оба они — представители одного и того же строя удельно-вассальных отношений, составлявших политическую основу Руси еще в первой половине XV в. Боярский вассалитет, права «вольных слуг» — такая же необходимая составная часть этого строя, как суверенность уделов и права удельных князей на долевое владение Русью.
И то, и другое органически несовместимы с основами нового политического порядка — с судом и властью великого князя над всей Русской землей. Суд великого князя над его наместником может иметь реальное значение только в том случае, если последний является не добровольным вассалом старшего из князей Московского дома, а подданным великого князя-государя всея Руси. Только тогда могут иметь реальные последствия жалобы лучан и новгородцев, горожан и сельчан на их наместников, посадников и бояр, а великокняжеская власть может осуществлять эффективную судебно-административную и социальную политику в интересах нового государственного порядка.
«Дело» Лыка и программа Бориса Волоцкого показывают четкий социально-политический водораздел: на одной стороне — «обиженные» лучане и вставший на их сторону великий князь, на другой — «обиженный» наместник и вставший на его сторону удельный князь. «Союз королевской власти с городом» (с массой непривилегированного населения города и села) в условиях Руси противостоит союзу феодальной аристократии — крупного вассала и удельного князя. Это противостояние, имевшее в данных условиях принципиальный характер, обнажает социально-политические корни и смысл последующих событий.
Послание Бориса Волоцкого само по себе уже означает нарушение докончания 1473 г. Это докончание обязывало Бориса (как и Андрея) «ни съсылатися ни с кѣмъ без нашего (великого князя. — Ю.А. ) вѣданія». [147] Оно также запрещало братьям предъявлять какие-либо претензии на Дмитровский удел и другие «примыслы» великого князя. Отправляя послание Андрею Углицкому, князь Борис тем самым вступает на путь открытой борьбы с великим князем. Начинается феодальный мятеж.
«…на Масленой недѣли прииде на Углече Поле к князю Андрѣю Васильевичю братѣ его князь Борисѣ с Волока, а княгиню свою и дѣти своя въ Ржеву отпусти». [148] Масляная неделя в 1480 г. приходилась на 6 февраля; от Волока до Углича — примерно 200 км, 3–4 дня конного пути. Следовательно, Борис выехал из Волока не позднее 2–3 февраля. Ранее этого обоз с княгиней и детьми был отправлен в Ржеву.
«Прииде весть к великому князю в Новъгород от сына его, что братия его хотять отступити. Он же вборзѣ еха из Новагорода к Москвѣ и прииде на Москву перед великим заговѣньем», [149] т. е. 13 февраля. [150] Учитывая расстояние от Москвы до Новгорода (3–6 дней пути), следует предположить, что гонец из Москвы к великому князю отправился никак не позднее 1 февраля. Следовательно, мятеж начался в самые последние дни января. Именно тогда, по-видимому, и был отправлен Волоцкий обоз в Ржеву, о чем сразу стало известно в Москве. Видимо, поведение Волоцкого и углицкого князей уже давно внушало подозрение московскому правительству, которое бдительно следило за всеми их движениями.
Основания для такого подозрения без сомнения были. Как мы видели, в августе 1479 г. на торжественном освящении Успенского собора в Кремле, которому был придан характер большого церковно-государственного праздника, присутствует только князь Андрей Меньшой, но нет ни Андрея Углицкого, ни Бориса. [151] Это может свидетельствовать о том, что уже к тому времени отношения между братьями были достаточно напряженными.
Читать дальше