Юрий Алексеев (2) - Евгений Чудаков

Есть такое английское выражение «self made man» — «человек, который сам себя сделал», в жизни добился всего сам. Немало людей, несмотря на трудности, без посторонней помощи добиваются высокого социального и профессионального положения. Но что делается в душе у победителя? Счастлив ли он?

Русское словосочетание «счастливый человек» подразумевает счастье от рождения. Так и в песне поется: «Не родись красивой, а родись счастливой…» А если родился не очень счастливым? Можно ли — наперекор судьбе — не только добиться успеха в делах, но и счастливым стать?

Как-то об этом разговорился я в поезде Москва — Горький с пожилым человеком. Мой попутчик оказался автомобилистом, работником Горьковского автозавода, одним из ветеранов отечественного автомобилестроения. Стали мы перебирать судьбы известных автомобильных специалистов — инженеров, ученых, директоров заводов. И оказалось, что среди них немало таких, кого трудно назвать счастливыми. Вообще нелегко, сказал мой собеседник, жить счастливо, занимаясь в большом масштабе делами автомобильными. Очень уж отрасль сложная во многих отношениях. Вот рагве что Чудакову это удавалось. Везло ему необыкновенно.

Так я впервые услышал о Евгении Алексеевиче Чудакове. Потом были многие часы, проведенные в библиотеках над книгами и статьями, которые он написал, в домах, где он бывал, в беседах с людьми, которые его знали. Жизнь Чудакова заинтересовала меня необыкновенно. Мой горьковский попутчик оказался прав и не прав одновременно. Евгений Чудаков действительно был счастливым человеком. Но не благодаря судьбе, а вопреки ей, наперекор постоянному невезению.

Соединив английское и русское выражения, Чудакова можно назвать человеком, который сам сделал свое счастье. Да еще многим людям принес пользу и радость. Книга расскажет о том, как это происходило.

Почему-то стали говорить, будто погода нынче, в восьмидесятых, испортилась. Будто в прошлые времена снег был обильней и ровнее, а летнее солнце ярче. Но факты молвы не подтверждают.

Июнь 1949-го, оказывается, в точности походил на первые месяцы лета 1922-го, 1907-го, 1881-го. Не больше в нем было солнечных дней, чем в июне 1980-го, и не меньше дождей. Между тем это был неповторимый месяц неповторимого времени. Многое из того, что происходило тогда, не совершалось ни раньше, ни потом. Для сотен людей точки отсчета судеб пришлись на тот июнь.

Представим себе Москву сорок девятого, атмосферу городской жизни, заботы и радости горожан.

Несколько широких магистралей — улица Горького, Садовое кольцо, Ленинградское и Минское шоссе. А между ними — затейливая вязь узких улиц и переулков — старая Москва. О тех и других поют песни. Только магистрали и проспекты в песнях упоминаются без названий, в общем, «на широких московских просторах», а улочки и переулки зовут теплее, по именам: «Ах, Арбат, мой Арбат, ты моя религия, никогда до конца не пройти тебя…» Особый аромат праздника и тревоги, отчаянной романтики или даже романтического отчаяния в словах и мелодиях песен, в жизни сорок девятого.

Война закончилась, и нанесенные ею раны начинали затягиваться. Был восстановлен Днепрогэс, Донбасс, большая часть других крупных промышленных объектов, разрушенных врагом. Люди начинали забывать, как выглядят продовольственные карточки. Но там и здесь, по пустырям и опушкам, еще чернели угрюмо остовы подбитых танков и орудий, а у проселочных дорог и на городских Улицах попадались пепелища.

И в Москве все еще стояло несколько разрушенных зданий. Одно из них — обгорелое, в несколько этажей — мрачным памятником войне чернело на Садовом, недалеко от Трубной площади. Спустя два десятилетия на этом месте было построено новое помещение Государственного Центрального театра кукол. Другое разрушенное здание высилось между Котельнической набережной и Таганкой, третье — недалеко от Павелецкого вокзала. Прохожие давно привыкли к ним и перестали замечать. Иное привлекало внимание людей.

Между Таганской и Павелецкой площадями несколько больших участков были огорожены заборами со ставшей уже привычной в Москве буквой М. Завершалась проходка тоннеля метрополитена — последнего отрезка кольцевой линии. На улице Горького и набережных Москвы-реки строились десятки торжественно-красивых, массивных многоэтажных зданий, подобных которым до войны в Москве не было. А на Котельнической набережной, на Ленинских горах и еще в нескольких точках города потянулись к солнцу совсем уже фантастические для московского пейзажа первые в стране высотные дома.