Бережно перенесли Гринберга и Соловьева в просторный салон ЗИСа. Машина плавно выкатилась за ворота, водитель включил фары и, прерывисто сигналя, на полной скорости помчался в сторону Большой Пироговской, к одной из лучших в Москве хирургических клиник.
Тут, пожалуй, следует сказать несколько слов о риске исследователя. С легкой руки авторов многочисленных документальных и художественных произведений о летчиках-испытателях, физиках-атомщиках и альпинистах мы стали представлять себе, что только они связаны, выражаясь языком протоколов, с источниками повышенной опасности, причем связаны непосредственно. Конечно, и летчик, и оператор ядерного реактора, и альпинист очень рискуют. Но нередко на не меньший риск идут строители новых мостов и высотных зданий, химики, радиоэлектронщики или, как в нашем случае, создатели новых моторов. И часто наибольшему риску подвергаются не исполнители, а руководители исследований, те, кто взял на себя смелость утверждать, что можно сделать что-то так, как никто и никогда еще не делал, те, кто берется отвечать не за одну только собственную, а за множество жизней, за труд и средства, вкладываемые в исследования.
В большинстве случаев оказывается, что степень риска в исследованиях зависит прежде всего от двух факторов — от меры неизведанного и меры ответственности, принимаемой на себя тем или иным исследователем. Взрыв в боксе № 4 лаборатории на Краснопролетарской наглядно иллюстрировал эту формулу.
Ответственность за катастрофу, за здоровье пострадавших в ней людей, за срыв задания лежала прежде всего на Чудакове. Спасения можно было искать на разных путях. Например, попытаться найти «стрелочника», допустившего оплошность при проведении испытаний. Или, используя связи в высоких сферах, замять инцидент, прекратить дальнейшую разработку конструкции, как говорится, спустить дело на тормозах.
Был и третий путь: доказать, что взрыв — случайность. Не совсем обычная при испытании двигателей, но все же случайность, а не следствие пороков проекта. Тогда можно продолжать разработки, усовершенствовать конструкцию, добиться успеха на новых установках. Но… гарантий не будет и на этот раз. Сам по себе вариант самый рискованный: новые испытания — новый риск…
Чудаков искал выход в мучительных размышлениях. Советоваться было почти не с кем, да и некогда. Ему казалось, будто пробирается он в темном подземелье, крыша которого вот-вот обрушится. Но пришел новый день, и решение было принято. Чудаков выбрал третий путь.
Еще десять дней понадобилось, чтобы добиться разбора причин катастрофы на самом высоком уровне. Рискованный ход. Последствиями в случае неудачи грозил тяжелейшими. Тем не менее руководитель лаборатории добился своего. В конце июня Чудакова с Варшавским вызвали в Кремль.
В городе было пыльно, жарко. Семья Чудаковых жила на даче. Евгений Алексеевич позвонил своим и сказал, куда и зачем едет. Жена немедленно собралась и отправилась в Москву, понимая, что может понадобиться мужу.
Потом Чудаков позвонил в гараж, чтобы вызвать машину — его служебный ЗИС в этот день был занят. В гараже сказали, что изрядно поездивший «хорьх» вышел из строя — заклинило задний мост. Плохое предзнаменование, решил Евгений Алексеевич, но быстро подавил приступ суеверного малодушия. Можно было, конечно, позвонить в академию и попросить, чтобы за ним прислали одну из академических машин. Но просьба эта в устах крупнейшего в стране автомобильного специалиста, хозяина целой автомобильной лаборатории, прозвучала бы нелепо. Потому Чудаков связался с одним из своих старых друзей по НАТИ и попросил его «одолжить» личную машину. Тот согласился, предупредив, что через час она понадобится ему самому.
Машиной, приехавшей за Чудаковым и Варшавским, оказался старый потрепанный «паккард». Всю дорогу в нем что-то стучало. Пассажиры чувствовали себя тревожно и неуютно. Доехав до Боровицких ворот, Чудаков попросил водителя остановиться, отпустил машину. Вошли в ворота пешком. В приемной Чудакова и Варшавского встретил Поскребышев. Попросил подождать. Здесь уже было несколько человек, среди которых Чудаков узнал двух министров и одного главного конструктора. Через десять минут заседание началось.
Когда слово предоставили Чудакову, он встал и сказал всего несколько фраз. Суть их сводилась к следующему. Взрыв произошел из-за того самого столкновения с неведомым, которое возможно в любом исследовании. Опыт аварии учтен, повторение ее маловероятно. Проект полноценный, перспективный, его надо доводить до конца. Выступление было встречено молчанием.
Читать дальше