Сергей Аверинцев - История Византии. Том I

Симокатта значительно более богобоязнен, чем его предшественники. Он всегда говорит о боге с благочестивой верой, верит в божественное откровение, почитает иконы и другие изображения Христа. уснащает свое повествование легендарными рассказами житийного характера. В отличие от Прокопия и Агафия, он склонен превозносить аскетические идеалы христианской религии.

Феофилакт Симокатта уже в значительно большей степени, чем Прокопий, Агафий и Менандр, является последователем христианства в его ортодоксальной, никейской форме и, хотя и он еще во многом живет в мире античной культуры, все же годы, отделяющие Симокатту от его предшественников, были, видимо, переломными в окончательной победе христианской идеологии и церковности над остатками язычества.

Переход от античной и ранневизантийской историографии, базировавшейся еще на античных, классических традициях, к средневековому летописанию знаменовал коренное изменение исторического видения мира. Если античная и ранневизантийская историография, носившая по преимуществу светский характер, сохраняла элементы научных представлений, созданные античностью, то в трудах церковных историков и хронистов IV–VII вв. начинает полностью господствовать провиденциалистское истолкование исторического процесса. Происходит замена разума — верой, рационалистического отношения к миру — преклонением перед церковным авторитетом. Христианство чрезвычайно универсализирует человеческое сознание, подчиняет всю философию истории единой религиозно-апологетической идеологии. На смену античной — многообразной, многоплановой, порою даже эклектичной историко-философской концепции приходит упрощенная, схематизированная, подчиненная единому канону библейская концепция всемирно-исторического процесса. Для нее характерен прежде всего отказ от каких-либо попыток установить причинную связь исторических событий. В трудах церковных историков и хронистов весь ход мировой истории объясняется божьим промыслом, все события оцениваются лишь с точки зрения божественной целесообразности.

Конечно, в историко-философской концепции античных и ранневизантийских историков идея судьбы также играла огромную роль, но мы находим там и попытки социально-политического анализа общественных явлений, морально-этической и политической оценки выступлений народов, деятельности правителей, сословий, партий. В церковной же историографии все факты воспринимаются исключительно сквозь призму христианско-богословского миросозерцания. «Благие» события в истории человечества рассматриваются как помощь и воздаяние господне за добрые дела и истинную веру, а бедствия — как наказание божье людям за их грехи.

Слепой провиденциализм и преклонение перед авторитетом священного писания приводят церковных историков и хронистов к отказу от какого-либо критического отбора, проверки и осмысления исторического материала. В их исторических сочинениях важные исторические события порою хаотически перемешиваются с второстепенными, подлинные — с вымышленными, включая чудеса и легенды. Неудивительно, что труды церковных авторов зачастую изобиловали самыми абсурдными анахронизмами и ошибками. Вообще в них заметно значительное снижение уровня научных знаний, угасание интереса к естественнонаучным вопросам, забвение достижений античности в области астрономии, географии, пренебрежение к проверке и отбору этнографического, топонимического и топографического материала, касающегося жизни и быта различных племен и народов, окружавших Византийскую империю. И чем больше византийские хронисты отходили от античных образцов, тем сильнее ощущался этот упадок. Вместе с тем подбор на первый взгляд случайных фактов в их сочинениях обычно подчинен строго определенной цели: все факты должны служить апологии христианской религии и церкви, осмысляться в духе христианско-богословского восприятия мира.

При этом между трудами церковных историков, с одной стороны, и хронистов — с другой, несмотря на их сходство в главном — в библейско-христианской трактовке всемирной истории, существовали и глубокие различия.

Церковные историки ставили своей основной задачей защиту и прославление христианства в его борьбе с язычеством и различными еретическими учениями. Отсюда — ярко выраженный богословско-полемический характер их произведений, проникнутых духом религиозной нетерпимости. Византийские церковные историки (Евсевий, Руфин, Сократ, Созомен, Феодорит Киррский, Евагрий и др.) жили в период становления и укрепления христианской церкви, когда духовенству было особенно необходимо при помощи богословски образованных ученых создать ее ортодоксальную историю, оправдать деятельность крупнейших «христианских императоров» и церковных иерархов, показать правоту церковных соборов в их борьбе со всеми инакомыслящими. Иные задачи стояли перед византийскими хронистами, создателями первых монашеских хроник. Все они были люди значительно менее образованные, чем их ученые собратья по перу, богословы и историки церкви, и обычно не углублялись в трудные богословские споры. Их задачей было привлечение на сторону христианства народных масс путем создания занимательной, доступной для понимания простого человека, окрашенной в библейские тона истории человечества. Первые византийские хронисты — Иоанн Малала, анонимный автор Пасхальной хроники, Иоанн Эфесский, Иоанн Антиохийский и другие авторы — давали погодные записи исторических событий («от сотворения мира»), уснащая их захватывающими рассказами о различных чудесах и стихийных бедствиях, о мученичестве и подвигах христианских святых. Эти рассказы должны были поразить воображение читателей из народа.