Юлий Гессен - Жизнь евреев в России [litres]

Положение их в сословии ненормальное, и это вредно отзывается как на них самих, так и на всем сословии, которое не может использовать на общественные нужды силы значительной части своих сочленов. Не только совет присяжных поверенных, но и общие собрания присяжных поверенных С.-Петербургского округа высказывались всегда против ограничений в принятии в присяжные поверенные лиц нехристианских исповеданий как в отношении проверки постановлений Совета о принятии их министерством юстиции, так и в отношении ограничения числа их известным процентом…»

Лишь в самое последнее время, под влиянием новых общественных веяний, действие ограничительных законов несколько смягчено; евреям открывается сравнительно больший доступ в сословно-адвокатскую среду.

Из других свободных профессий чрезвычайно стеснена также педагогическая деятельность евреев.

Не говоря уже о недопущении их к преподаванию в казенных учебных заведениях и даже в общих частных школах, евреи лишены права преподавании в нееврейских домах. В некоторых учебных округах установилась даже такая практика, что евреи не могут репетировать своих товарищей-христиан. А так как вследствие стеснений со стороны учебного ведомства число специальных еврейских школ медленно возрастает, то многочисленные кадры учителей и учительниц не находят поприща для своего призвания.

Характер школьной жизни евреев в Польше и Литве в период, предшествовавший разделу Польши, определялся, насколько позволяют судить об этом сохранившиеся скудные данные, двумя моментами: невмешательством правительственной власти в постановку еврейского образования и религиозным схоластическим характером еврейских рассадников просвещения. Еврейская масса смотрела на школьное образование как на обязательную, священную повинность, приобщавшую детей к единственному оплоту и утешению народа во всех его невзгодах – многовековому религиозно-национальному идеалу. Благодаря этому еврейская народная школа – «хедер» – была оторвана от общей культуры и насущных жизненных потребностей.

В таких же условиях еврейская школа продолжала свое существование по переходе части Польши к России.

Впервые в России правительство обратило внимание на образование евреев в начале XIX века при обсуждении вопроса об общей реформе еврейской жизни. В проектах этой реформы, представленных в то время правительству, была выражена мысль о необходимости – в целях поднятия культурно-нравственного уровня евреев – привлечь молодое еврейское поколение к общему образованию и обучить его русской грамоте.

Понятие о возрождении евреев различно толковалось в проектах. Поэт Державин, автор наиболее обширного труда по этому вопросу, поставил целью просвещения евреев главным образом уничтожение Талмуда, таившего будто в себе, по ходячему представлению, источник вражды евреев к христианам. Существовало разногласие и по вопросу о путях к намеченной цели: реформаторы-христиане склонялись в пользу общих школ; в проекте же, принадлежащем перу еврея, отмечалось, что евреи не заботятся о воспитании подрастающего поколения, что они не будут посылать детей в христианские школы как из религиозных опасений, так и потому, что дети не знают русской речи, и поэтому рекомендовалось принудительное учреждение самим еврейским обществом еврейских школ с преподаванием русского и иных языков.

Но при всем этом различии мысль о необходимости привлечь евреев к общей культуре с одинаковой настойчивостью выдвигалась всеми проектами, и правительство пошло навстречу общему желанию. «Все дети евреев, – гласило положение 1804 года, – могут быть принимаемы и обучаемы, без всякого различия от других детей, во всех российских училищах, гимназиях и университетах».

Общие условия тогдашней еврейской жизни были таковы, что идея о «европейском» просвещении не только не могла проникнуть в еврейскую массу, но и встретить сочувствие со стороны более видных еврейских представителей. Еврейская общественная жизнь носила веками сложившийся религиозно-национальный характер; сохранению его в значительной мере способствовало гражданское бесправие, которое препятствовало сближению еврейского общества с христианским, благодаря чему всё нееврейское представлялось еврейскому населению чем-то чуждым, не совпадавшим с его собственным жизненным укладом. Поэтому наряду с причинами, таившимися в глубине общественно-религиозного быта, сами правовые ограничения побуждали еврейскую массу опасаться сближения с христианами, ревниво охранять даже внешние условия своей замкнутой жизни, видеть в просветительных мероприятиях правительства начало какого-то зла, направленного против религиозных национальных устоев еврейской жизни.