Сара Камерон - Голодная степь - Голод, насилие и создание Советского Казахстана

Впрочем, опустевшие земли Центрального Казахстана подарили союзным властям новую возможность 889 889 На эту тему в связи с Карлагом см.: Brown К. Gridded Lives: Why Kazakhstan and Montana Are Nearly the Same Place // American Historical Review. 2001. Vol. 106. No. 1. Р. 17–48. . После голода Казахстан стал холстом для творчества кремлевских руководителей: здесь осуществлялись самые радикальные демографические преобразования. Карлаг, располагавшийся в Центральном Казахстане лагерь принудительного труда, многократно вырос и стал одним из крупнейших и наиболее долговечных лагерей ГУЛАГа. Территория Карлага превышала площадь многих европейских стран, а через его ворота проследовали сотни тысяч узников, происходившие главным образом из западных областей Советского Союза 890 890 О размере Карлага см.: Barnes S.A. Death and Redemption. P. 21–22. . Кроме того, Казахстан стал важнейшим местом ссылки различных групп населения: в годы Второй мировой войны около миллиона человек, в том числе немцы, чеченцы и крымские татары, были изгнаны из своих домов в других частях Советского Союза и депортированы в Казахстан 891 891 Westren M.H. Nations in Exile: The «Punished Peoples» in Soviet Kazakhstan. PhD diss., University of Chicago, 2012. . Голод в большой степени ускорил и сделал возможной масштабную демографическую трансформацию Казахстана в советские годы. Став меньшинством в результате голода, казахи вновь превысили 50% населения в своей титульной республике лишь после крушения СССР.

Коллективизация принципиально изменила отношения казахов с партией и государством. Нурзия Кажибаева вспоминала, что накануне коллективизации «люди в наших аулах имели смутное представление о Ленине и Сталине; сами эти имена слышали лишь немногие казахи» 892 892 Nurtazina N., ed. Great Famine of 1931–1933 in Kazakhstan. P. 116. . После голода все изменилось. Теперь участие в советских мероприятиях структурировало всю жизнь Нурзии. Ее семья, бежавшая во время голода в Китай, вернулась в Казахстан, и ее отец, Кажибай (Кажыбай), вступил в колхоз. За свою работу он получил награды от правительства и стал директором овцеводческого колхоза. Нурзия ходила в советскую казахскую школу и активно участвовала в таких организациях юных коммунистов, как октябрята и пионеры 893 893 Ibid. P. 122. . Мухамет Шаяхметов вспоминает, что до 1929 года власти не имели особого влияния на кочевую жизнь его семьи. Но после тяжелых страданий во время коллективизации (отец Мухамета был записан в кулаки и умер в годы голода) Шаяхметов перестал кочевать, поселился в русской деревне и стал пионерским вожаком 894 894 Shayakhmetov М. The Silent Steppe. P. 250–251. . В годы Второй мировой войны усилия властей по мобилизации казахов тоже сыграют важную роль в их дальнейшей интеграции в советские учреждения 895 895 Carmack R.A. «Fortress of the Soviet Home Front»: Mobilization and Ethnicity in Kazakhstan during World War II. PhD diss., University of Wisconsin, 2015. . Однако еще раньше, после коллективизации, казахи уже попали в зависимость от партийного государства, лишившего их средств к существованию и расшатавшего саму структуру их общества.

После голода главным маркером казахской идентичности стала национальность 896 896 Казахстанский ученый Нурбулат Масанов тоже видит в голоде поворотный момент, утверждая, что именно тогда казахи отказались от идентичности, основанной на типе хозяйства, и перешли к пониманию казаха как этничности: Масанов Н.Э. Мифологизация проблем этногенеза казахского народа и казахской номадной культуры // Масанов Н.Э., Абылхожин Ж.Б., Ерофеева И.В. Научное знание и мифотворчество. С. 104. . В своем коротком «Этнографическом рассказе», опубликованном в 1956 году, выдающийся казахский журналист и писатель Габит Мусрепов (Ғабит Мұсiрепов) описал приключения молодого активиста, который пытается понять, почему обитатели аула Жанбырши отказываются вступить в колхоз. Приехав в аул, он узнает, что его жители – торе, представители наследственной казахской элиты, и обнаруживает сильнейший контраст между запустением и застоем этого аула, «живого кладбища», и знакомых ему колхозов. Активист возмущается: «Сколько же веков, сколько бесплодных веков потеряли мы, казахи, пока такие торе правили нами?» 897 897 Мусрепов Г. Этнографический рассказ / Пер. с казахского А. Белянинова // Советский рассказ. Антология. М., 1975. Т. 2. С. 148–160.

Рассказ Мусрепова о коллективизации, подразумевающий, что советская власть позволила казахам избавиться от пережитков прошлого и стать едиными в национальном плане, можно прочитать как описание его собственной жизни казаха в СССР. Мусрепов повествует от первого лица. Подобно активисту, описанному в рассказе, он в начале коллективизации работал учителем в Боровском лесном техникуме. Мусрепов был свидетелем ужасов голода – он вошел в число тех пяти казахских интеллигентов, которые подписали в июне 1932 года «Письмо пятерых» к Голощёкину с критикой партийного подхода к развитию животноводства в республике, – однако же впоследствии стал выдающимся казахским писателем, председателем правления Союза писателей Казахстана и секретарем Союза писателей СССР 898 898 Биографию Мусрепова см. в кн.: Кто есть кто в Казахстане. С. 745. . Карьера Мусрепова воплощает собой один из парадоксов советского времени в Казахстане: казахское общество было опустошено голодом, но в то же время власти предоставляли казахам возможность получить образование и сделать карьеру.