Раев Марк - Понять дореволюционную Россию. Государство и общество в Российской Империи

154

Труднее разобраться во втором типе причин - тех, которые связаны с выполнявшейся Сенатом функцией преемственности. По-видимому, в силу своего состава Сенат благоприятствовал первостепенной роли кланов (или больших семей), которые традиционно управляли судьбами страны. Недавние исследования хорошо показали, что большинство членов Сената были связаны узами родства или свойства; в целом же, доминировал узкий круг нескольких больших семей. Так как многие места в Сенате, особенно в царствование Екатерины II, занимали бывшие высшие чиновники и сановники, наполовину ушедшие на покой, Сенат был, по самой своей сути, консервативным и символизировал преемственность системы, несмотря на колебания текущей политики. Одним словом, Сенат был единственной административной организацией, обладавшей также и политическим весом, ибо он воплощал институциональный характер системы, установленной Петром Великим, и обеспечивал ее преемственность на будущее.

Именно в этом состояла цель тех, кто сопротивлялся реформам Александра I: институционализировать ведущую роль Сената и сенаторов, набиравшихся из среды самых видных семей и кланов империи, чтобы противодействовать тираническим, произвольным, рационалистическим поползновениям молодых советников императора, которые могли привести к предоставлению первостепенной роли набиравшимся из разных кругов чиновникам, которые, в свою очередь, были бы лишь слепыми и глухими орудиями императорского деспотизма. Парадокс сенатской концепции консерваторов, этих традиционалистов, которые всегда ставили ударение на личностном характере власти в России, состоял в том, что они стали глашатаями институционализации верховной власти, которая в конце концов подорвала бы личную власть самодержца и заменила бы ее строго определенными, устойчивыми правилами и институционально гарантированными законами.

155

Детали проектов разработки такой реформы, направленной на смену направления политического развития режима, нас мало волнуют. Достаточно упомянуть, что большинство этих проектов, как бы они ни расходились в деталях, ставили своей целью превратить правящий Сенат в некий "парламент" - на манер Парижского парламента до революции 1789 года, обладавшего правом регистрации и критики законов и эдиктов, или английской Палаты лордов. Преобразованный Сенат принял бы в свои ряды небольшое число представителей высшего губернского дворянства, а также представителей торговой и культурной элиты с правом совещательного голоса. Невозможно предсказать, какую роль сыграл бы такой Сенат в преобразовании самодержавного характера имперской власти и сколько времени на это ушло бы. Но можно, не опасаясь впасть в преувеличение, сказать, что "сенатская партия" (термин, вероятно, неподходящий для определения того, что объединялось лишь желаниями и общностью позиций разнородной группы с расплывчатыми очертаниями) воплощала олигархический конституционализм по образцу английской аристократии (вигов) эпохи первых королей Ганноверской династии или французской парламентской оппозиции накануне революции 1789 года. Молодые советники Александра I и сам государь, напротив, придерживались слегка модернизированных форм просвещенного абсолютистского государства.

ДВОР

Вторым - явно второстепенным - очагом сопротивления политике молодого императора и его друзей был двор. Можно различить при дворе несколько разных кругов. Прежде всего, круг вдовствующей императрицы, матери Александра, которая не простила смерти своего мужа и обладала большим влиянием, занимая пост председательницы богоугодных заведений. Существовал также фрондёрский - антифранцузский и антибонапартистский - "малый двор" сестры Александра I, великой княжны Екатерины, которая была замужем за принцем Ольденбургским, тверским генерал-губернатором. Наконец, заговорщики 1801 года, которым их злодеяние не принесло ожидаемых выгод.

156

Мы упоминаем эти детали, чтобы показать, что нельзя говорить о едином и однородном официальном establishment 'e. Эти различные соперничающие группы, возглавляемые теми или иными влиятельными лицами, являлись также центрами культурной жизни и, таким образом, способствовали формированию и направлению общественного мнения, то есть идей и умонастроений просвещенного меньшинства.

Оппозиционные течения, которые мы упомянули, проявлялись в основном до французского вторжения. Вторжение и война примирили большинство оппозиционеров, еще остававшихся в живых, с патриотической политикой и дипломатическими успехами Александра I. Однако оппозиционные тенденции не прекратили своего существования, и мы к ним еще вернемся. Здесь достаточно сказать, что после 1815 года, когда общество осознало, что ни вспышка патриотизма, ни победы над Наполеоном не привели к общей коренной либерализации системы, оппозиция захватила все общество, став, быть может, более дробной. Недовольные сначала упрекали Александра в апатии: он, казалось, все больше забрасывал внутренние российские дела, погружаясь в мистические мечтания и отсталую религиозность дурного тона 2. Но в то время как император еще оставался довольно популярен, главным объектом всеобщей критики, недовольства и прямо ненависти стал его фаворит и главный министр А. Аракчеев. Друг детства императора генерал Аракчеев был в гатчинские времена товарищем и правой рукой наследника, от него заимствовал и усвоил милитаристский дух. Аракчеев был талантливым организатором, немало сделавшим для подготовки русской армии до 1812 года, и в то же время карьеристом, фанатически преданным Александру, которому он безоговорочно во всем подчинялся. Его грубые манеры и ограниченный ум отталкивали образованных светских людей и всех тех, в ком горела искра идеализма, патриотизма и преданности общественному благу. Отметим мимоходом, что Аракчеев был последним временщиком того типа, какими их знала Россия XVIII века.