Раев Марк - Понять дореволюционную Россию. Государство и общество в Российской Империи

98

Другим, тоже весьма мало изученным аспектом того же явления было влияние солдат и их семей по возвращении со службы. По правде говоря, в XVIII веке их число было невелико: военная служба была практически пожизненной, мало кто возвращался в родную деревню. После столь долгого отсутствия большинство солдат теряли всякие связи с ней и наверняка не горели желанием вернуться. Но мы знаем, что были такие случаи, которые, к тому же, участились во второй половине XVIII - начале XIX веков, когда ветераны возвращались в свои деревни. Было бы интересно узнать, произвел ли на них глубокое впечатление опыт, который они получили в больших городах, на службе "модернизированного" военного аппарата, а то и во время военных кампаний в чужих странах; изменил ли он их умонастроение и материальные навыки, так что они могли передать происшедшие с ними перемены друзьям и родным, остававшимся в деревне. Возможность такого влияния нельзя исключить a priori; пока о русской армии не проведено столь подробного исследования, как труд Корвизье (Corvisier) о французской армии, будем довольствоваться гипотезой - не лишенной основания, судя по весьма еще отрывочной документации, - согласно которой ветераны и инвалиды принесли в деревни, где протекали годы их отставки, прямой опыт общения с культурой верхов общества и знание западных материальных новшеств, приобретенные ими за время солдатской службы. Короче говоря, последствия контактов народной культуры с культурой верхов не проявились открыто до конца XVIII века, но они стали необходимым прологом к культурной жизни и отношениям между светским обществом и народом в XIX веке. Без этого предварительного взаимообмена, в общем довольно зачаточного, не возникло бы нравственное и политическое (или социальное) народничество.

99

Трудно себе представить, чтобы верхи общества до такой степени прониклись народной судьбой, если бы до этого у них не было серьезных отношений и контактов с народом. В конце концов, русские крестьяне и крепостные не были на положении чернокожих рабов, и пропасть между крепостными и помещиками никогда не была столь глубокой, как между рабовладельцами и неграми-рабами в южных штатах США до гражданской войны. Доказательством служит тот факт, что, когда крестьяне (или, по крайней мере, некоторые из них) в какой-то степени включились после 1861 года в общественную жизнь страны, культура светского общества и особенно литература оказалась им доступной. Научившись читать и писать, русский крестьянин был в состоянии оценить произведения классической русской литературы своего времени. Этим объясняется и относительно высокий уровень литературной культуры простого народа как до 1917 года, так и в Советской России, как то показал опыт революционных пропагандистов среди рабочих и крестьян накануне Первой мировой войны.

ОЩУЩЕНИЕ НЕУСТОЙЧИВОСТИ

Не приходится удивляться, что в период между смертью Петра I и укреплением власти Екатерины II господствовало сильное ощущение неустойчивости, по-разному проявлявшееся в разных слоях русского населения. Прежде всего - неустойчивость экономическая. Бедность служилых людей - шляхты или дворянства - неизбежно вытекала из их инертности, из их неспособности удовлетворять свои растущие потребности в области культуры, образования и европеизации. При скромных доходах

100

с маленьких поместий, при ничтожных излишках сельскохозяйственной, особенно зерновой, продукции, их крепостные крестьяне оказывались недостаточным источником удовлетворения их нужд. Аркадий Каган рассчитал, что требовалось не менее ста душ (т. е. мужчин-крепостных), чтобы покрыть расходы на образование одного дворянина и на скромный "европейский" образ жизни 4. Однако в эту категорию входило не больше 10-15% служилых людей, включая очень богатых вельмож. Даже в правление Анны и Елизаветы, когда условия стали легче, большинство дворян было вынуждено целиком посвящать себя государственной службе, что мешало им серьезно заниматься своими материальными интересами и заботиться о своих имениях. Принудительная зависимость от государства, с одной стороны, и материальная стесненность - с другой, не позволяли служилому классу ловить возможности продвижения и вести столь привлекавший их западный образ жизни. Это неизбежно приводило к недовольству, тревоге и ощущению неустойчивости.

По причинам, прямо связанным с тем, о чем сказано выше, особенно частыми и бурными были конфликты вокруг земель и наследства, что дополнительно усиливало ощущение неустойчивости.