Вадим Сидоров - Незавершенная революция

Такой же натяжкой является и классификация этих событий как национально-освободительной борьбы на протяжении большей их части — одни местные противоборствующие в них силы воевали против других, причем, поддержки внешних сил искали и те, и другие, не раз меняя союзников и противников. Само противостояние при этом зачастую носило транснациональный характер — как уже было указано, московские и посполитские власти могли совместно противостоять великорусским и посполитским повстанцам, при этом первые привлекли для этого шведские силы, для борьбы с которыми в Россию потом был введен правительственный контингент воюющей с Швецией Речи Посполитой. Больше того, уже после овладения Москвой силами ополчения Минина и Пожарского, которое трактуется романовской историографией как «изгнание интервентов», на созванном ими Земском Соборе на русский престол совершенно легально были выдвинуты и рассматривались и иностранные претенденты: сын Сигизмунда III — Владислав, сын шведского короля Карла IX — Карл Филипп, и выдвинутый связанными с английском капиталом московитскими кругами король Англии — Яков I. Кстати, последнее совершенно не должно удивлять в силу не только укорененности английского капитала и его русского лобби, начиная с «английского царя» Ивана IV, но и той роли, которую эта партия сыграла в финансировании ополчения Минина и Пожарского.

Что касается смены союзников и противников, одно из главных препятствий, которые необходимо устранить для адекватного восприятия этих событий, это их линейное восприятие. В частности, создается впечатление, что всякие русские авантюристы и смутьяны последовательно противостояли законной национальной (хоть и слабой) власти при поддержке интервентов и были таким образом их вольными или невольными пособниками. В реальности же, отец и серый кардинал будущего «законного правителя» России, приведенного к власти ополчением Минина и Пожарского — Филарет был и в лагере этих смутьянов, идеологически поддерживая их притязания в качестве назначенного ими патриарха, и в лагере «поляков», поддерживая избрание русским царем их королевича Владислава, будучи у них в плену. Напротив, движение «Лжедмитрия II» с определенного момента противостояло «польским» притязаниям, мобилизуя своих сторонников под патриотическими и антипольскими лозунгами. Равно, противостоящие вчера друг другу стороны сегодня уже могли сражаться по одну сторону, как это было с болотниковцами и московитскими боярами.

Так какова же было логика событий, которые фактически можно охарактеризовать как Первую незавершенную русскую революцию?

Надо признать, что у раннего Ивана IV помимо государственно-экспансионистской прослеживалась и четкая национал-революционная повестка. Иван легитимизировал свою власть не только как сакрально-династический лидер — потомок Августа, на что он упирал в полемике с Курбским, но и как харизматический вождь, имеющий мандат от народа на борьбу с его внешними и внутренними врагами. Репрессии Ивана против истеблишмента, обернувшиеся массовым террором, опустошили Россию, и роспуск им Опричнины указывает на то, что он и сам, возможно, хотел вернуть ситуацию, если не к моменту до их начала, то по крайней мере нормализовать свое правление, превратившееся в перманентное чрезвычайное положение. Но продолжил эту политику нормализации уже пришедший к власти после Ивана Борис Годунов — сперва регентом при малолетнем наследнике Дмитрие, а после его смерти (с высокой вероятностью — убийства) — царем по праву избрания, но не по праву царской крови.

Надо сказать, что политика Годунова имела двойственный характер. Если началось его правление с определенного смягчения порядков в государстве и экономической либерализации, то в последующем оно обернулось закрепощением крестьян и усилением репрессий против фрондирующих бояр. Помимо этого двумя важными обстоятельствами его правления были кризис царской легитимности и усиление церкви, которая при нем обретает свое патриаршество. С одной стороны, последнее можно считать кульминацией всей политики, фундамент которой был заложен греческой партией в Московии и лично Софией Палеолог — превращения Москвы в «Третий Рим». С другой стороны, надо понимать, что при Грозном не было никакого патриарха, зато его царская власть была бесспорной. Сам он был таким образом интегральным религиозно-политическим вождем с мистическим уклоном — модель скорее гибеллинская, но не гвельфская, и при этом обладал харизматической легитимностью вождя, опирающегося непосредственно на народ в обход элиты. И именно за это народом ему прощалось многое…